Каким образом это должно меня утешить? Каве смахнул пепел с опущенных век сына. Его пальцы дрожали от горя и гнева. Это ты должен лежать в окровавленной форме, а Джамшид должен плакать при полном параде. Ему казалось, сейчас он способен запросто задушить стоящего перед ним мужчину, который раз за разом разбивал сердце его сыну, когда слухи об их отношениях становились чуть пикантнее, чем ему хотелось, и всякий раз, когда ему на глаза попадалось что-то поновее и покрасивее.
Но Каве не мог сказать такого вслух. Если он выскажет Мунтадиру все скопившиеся у него обвинения, дело кончится тем, что Каве самого объявят сообщником Афшина и одна из стрел, вынутых из спины Джамшида, проткнет его сердце. Старший сын Гасана аль-Кахтани был неприкасаем. Соплеменники Каве слишком хорошо знали, как беспощаден король к тем, кто угрожает его родным.
Такой урок Каве не забудет никогда.
Но в эту минуту ему нужно было избавиться от Мунтадира: каждая секунда промедления была дополнительной секундой страданий для Джамшида. Он откашлялся.
– Эмир, не будете ли вы так любезны передать это имя вашему отцу? Я бы не хотел откладывать лечение моего сына дольше, чем необходимо.
– Да, конечно, – Мунтадир смутился. – Мне… очень жаль, Каве. Пожалуйста, дай мне знать, если его состояние как-то изменится.
О, думаю, ты и сам об этом узнаешь. Каве подождал, пока за Мунтадиром не захлопнется дверь.
В свете факелов охапки свежего хвороста и ящики с осколками стеклянной кровли отбрасывали на стены полуразрушенного лазарета дикие тени. Пациентов Нари переместили на время ремонта в другое место, и сама она была далеко, на встрече со жрецами Великого храма – Каве знал, что это затянется надолго. Он специально выбрал момент. Каве не хотел, чтобы ее заподозрили в том, что он сейчас сделает.
Из-за пояса он вынул небольшой железный ножик, больше похожий на скальпель, чем на клинок, рукоятка которого для безопасности была обмотана во много слоев льняной тканью. Каве сделал аккуратный надрез в окровавленной тунике Джамшида и разорвал ткань над его левой лопаткой, обнажая маленькую черную татуировку.
С первого взгляда это была ничем не примечательная татуировка: три спиралевидных иероглифа, четкие и неприхотливые линии. Среди Дэвов многие мужчины, особенно в Зариаспе, глухом уголке Дэвастана, откуда были родом Прамухи, до сих пор принимали участие в давнем обычае, с гордостью нанося на свою кожу символы своего рода и касты. Это был способ почтить свою родословную: отчасти суеверие, отчасти дань моде. Сами же иероглифы уходили своими корнями в такую древность, что никто уже не мог их расшифровать. Любимые, но бесполезные символы.
Метка Джамшида не была бесполезной. Она была выжжена у него на коже матерью считаные часы спустя после его появления на свет и все эти годы служила самой надежной защитой его жизни. Его анонимности.
Но теперь она убивала его.
Слышишь, Создатель, заклинаю тебя: пусть все получится. Каве поднес скальпель к верхнему концу первой спирали. Черная кожа зашипела, соприкоснувшись с железом, – магия противилась ему. С часто бьющимся сердцем Каве срезал полоску его кожи.
Джамшид сделал внезапный вдох. Каве замер, когда несколько капель черной крови выступили на надрезе. Кровь стекла.
И тут кожа срослась и порез затянулся.
– Что же ты делаешь? – строго спросил женский голос у него за спиной.
Низрин. Она подлетела к Каве и оттолкнула его от Джамшида, натягивая порванные лоскуты формы на татуировку.
– Ты сошел с ума?
Каве отрицательно покачал головой, и на глаза ему навернулись слезы.
– Я не могу допустить, чтобы он так страдал.
– И, выдав его вот так, ты положишь конец его страданиям? – Низрин обшарила темное помещение взглядом. – Каве… – предостерегла она тихим шепотом. – Мы не знаем, что случится, если ты снимешь метку. Его тело никогда не самоисцелялось. Неделю в его спине торчала стрела: почем нам знать, как магия отреагирует на такую травму. Ты можешь убить его.
– Он может умереть, если я ничего не сделаю! – Каве вытер глаза тыльной стороной ладони. – Тебе не понять, он же не твой ребенок. Я должен что-то сделать.
– Он не умрет, – пообещала Низрин. – Смотри, как долго он продержался.
Она надавила на запястье Каве, вынуждая его опустить нож.
– Они не такие, как мы, Каве, – мягко сказала она. – В нем течет кровь его матери – он выдержит. Но если снять метку и предоставить его самому себе… – Она покачала головой. – Гасан будет пытать его, чтобы выведать информацию. Он ни за что не поверит в его невиновность. Кахтани возьмут все наше племя за горло, чтобы получить ответы. Солдаты заглянут под каждый кустик, прочешут каждый дом в Дэвастане. – Ее глаза блеснули. – Ты уничтожишь все, над чем мы работали.
– А больше ничего не осталось, – заметил Каве с грустью в голосе. – Афшин мертв, бану Нари через год будет носить ребенка Кахтани под сердцем, и мы ничего не знаем о…
Низрин забрала у него из руки нож и вложила на его место что-то твердое и маленькое. Оно жгло Каве ладонь. Железо, догадался он, когда поднес предмет на свет, чтобы лучше рассмотреть его. Кольцо.
Старое железное кольцо с изумрудом, который сиял, как будто горел огнем.
Каве немедленно сжал кольцо в кулак. Оно обожгло ему кожу.
– Силы Создателя, – выдохнул он. – Откуда…
Она покачала головой.
– Не спрашивай. И не отчаивайся. Ты нам нужен, Каве. – Она кивнула на Джамшида. – Ты нужен ему. Тебе придется снова завоевать расположение Гасана, так втереться ему в доверие, чтобы он позволил тебе вернуться в Зариаспу.
Чем жарче становилось кольцо Афшина, тем сильнее Каве сжимал его в кулаке.
– Дара хотел убить моего сына, Низрин, – его голос сорвался.
– Твой сын был на чужой стороне.
Каве поморщился, но Нари продолжала:
– Этого больше не повторится. Мы этого не допустим. – Она вздохнула. – Ты нашел, на кого свалить вину за снаряжение?
Он молча кивнул.
– Бижан э-Ошурусан. Он попросил, чтобы мы позаботились о его родителях. Он… – Каве откашлялся. – Он понимал, что живым его не возьмут.
У Низрин был печальный вид.
– Создатель вознаградит его за жертву.
Воцарилось молчание. Джамшид пошевелился во сне. Этого хватило, чтобы Каве снова оказался на грани срыва.
Но это стало ему и важным напоминанием. Потому что был и другой способ спасти его сына. И ради этого Каве сделает все. Он будет ползать перед королем на коленях, он пройдет полсвета, встанет лицом к лицу с ифритом.
Он даже сожжет весь Дэвабад дотла.
Кольцо продолжало пульсировать у Каве в руке. Живой предмет с бьющимся сердцем.
– Нари знает? – спросил он тихо и поднял руку. – Об этом?
Низрин покачала головой.
– Нет. – В ее голосе зазвучала забота. – У нее сейчас и без того достаточно поводов для беспокойства.
