Пока не восстал Зейди аль-Кахтани. Пока Аяанле не поклялись ему в верности, и внезапно все дэвы – извини, джинны, – мало-мальски сочувствующие шафитам, оказались под подозрением. – Король покачал головой. – Кви-Цзы должен был пасть. Нахиды хотели всем нам преподать урок, напомнить, что бывает, когда мы нарушаем закон Сулеймана и слишком сближаемся с людьми. И они придумали, что может послужить таким уроком, и выбрали Афшина, который должен был претворить этот урок в жизнь. Юного и бездумно преданного им Афшина, который даже не ставил под сомнение жестокость этого плана. – Гасан не сводил с нее глаз. – Думаю, ты догадываешься, как его звали.
Кви-Цзы пал в мгновение ока. Это был торговый город в глуши Тохаристана, о каких укреплениях можно было говорить. Его войско разорило дома и пожгло шелка, которые стоили состояния. Они пришли не грабить, они пришли убивать.
Мужчины и женщины, все от мала до велика были выпороты до крови. Если их кровь оказывалась недостаточно черной, их тотчас же убивали, а тела сбрасывали в общую яму. Этим еще повезло. Чистокровных джиннов ожидала еще менее завидная участь. В горло мужчинам пихали грязь и хоронили их заживо, в той же самой общей с убитыми шафитами и несчастными чистокровными женщинами, которых подозревали в беременности, яме. Мальчиков кастрировали, чтобы на них окончились пороки их отцов, а женщин пускали по кругу. Потом город сожгли дотла, а выживших заковали в цепи и ввели в Дэвабад.
Нари не могла пошевелиться. Она сжимала руки в кулаки, ногтями впиваясь в ладони.
– Я вам не верю, – прошептала она.
– Веришь, – упрямо ответил Гасан. – И, сказать честно, если бы это положило конец мятежам, уберегло бы от куда большего числа смертей и всех последовавших ужасов… я бы и сам вложил плеть в его руку. Но это не помогло. Твои предки были глупцами со вздорным характером. Ладно жизни невинных, но они сровняли с землей всю тохаристанскую экономику. Экономическое недовольство под соусом праведного гнева? – Король цокнул языком. – К концу года все уцелевшие Тохаристанцы, до единого, присягнули на верность Зейди аль-Кахтани. – Он снова потрогал свой тюрбан. – Четырнадцать веков прошло, и до сих пор их лучшие шелкопряды ежегодно присылают мне на годовщину этой даты новый тюрбан.
«Он лжет», – хотела сказать она себе. Но она помнила, каким загнанным ей всегда казалось выражение Афшина. Сколько раз она слышала мрачные намеки, видела раскаяние в его глазах? Дара признавался, что когда-то считал шафитов чем-то ненастоящим и бездушным и думал, что кровосмешение приведет к новому проклятию Сулеймана. И он сказал, что был изгнан из Дэвабада в возрасте Али… в наказание за исполнение приказов Нахид.
«Он виновен», – вдруг осознала она, и что-то внутри разбилось на мелкие кусочки, какая-то частичка ее сердца, которая уже никогда не будет прежней. Она заставила себя взглянуть на Гасана, стараясь не выдавать своих эмоций. Он не увидит, как глубоко сейчас ее ранил.
Она прочистила горло.
– И в чем мораль этой истории?
Король скрестил руки на груди.
– Исторически твоему народу свойственна дурная привычка принимать глупые решения, основываясь на идеалах, а не на реальности. Они делают это и сегодня: выходят на улицы бунтовать и лезут на верную смерть, требуя того, чего не может от меня ожидать никакой разумный джинн. – Гасан подался вперед с решительным лицом. – Но я вижу, что ты прагматик. Женщина с хищным взглядом, готовая торговаться за собственное приданое. Которая сможет так манипулировать моим сыном, которого я направил шпионить за ней, что он пожертвовует собой ради того, чтобы ей помочь. – Он развел руками. – Случившееся было несчастным случаем. Это не повод откладывать в долгий ящик планы, которые приняли мы оба. Мосты между нами еще можно восстановить. – Он внимательно посмотрел на нее. – Назови свою цену.
Цену. Она готова была рассмеяться. Вот оно. Вот к чему на самом деле всегда все сводится: цена. Думай в первую очередь о себе, и ни о ком другом. Любовь, племенная гордость – в этом мире они шли за бесценок. Даже хуже того: за них можно было поплатиться. Они уничтожили Дару.
Но она услышала что-то еще в этих словах Гасана. Сын, который пожертвовал собой…
– Где Али? – спросила она. – Я хочу знать, что мар…
– Если еще хоть раз я услышу от тебя слово «марид», я утоплю всех детей Дэвов города в озере прямо у тебя на глазах, – пригрозил Гасан ледяным тоном. – Если хочешь знать про моего сына, так его нет. Некому больше тебя покрывать.
Нари в ужасе отпрянула.
– Я начинаю терять терпение, бану Нари. Если моя расправа с одним из самых кровавых убийц в нашей истории претит твоей совести, можем придумать другую историю.
Ей это совсем не понравилось.
– В каком смысле?
– Поговорим о тебе. – Он наклонил голову, изучая ее, как шахматную доску с фигурами. – Я без труда могу разоблачить тебя как шафитку. Есть много способов – и приятных среди них мало, – как это сделать. Уже это настроит большинство твоих соплеменников против тебя, но мы можем пойти еще дальше и подкинуть публике поводов для сплетен.
Он постучал себе по подбородку.
– Твое неуважение к культу предков даже слишком легкая мишень, как и твои медицинские неудачи. Нам нужен скандал… – Он задумался, и на его ястребином лице просквозило расчетливое выражение. – Может, мой вывод о том, что произошло в лазарете, оказался ошибочным. Может, это Дараявахауш застал тебя в объятиях другого. В объятиях юноши, от одного имени которого у Дэвов закипает кровь…
Нари отшатнулась.
– Вы не посмеете.
Они давно перестали ходить вокруг да около, так что она не стала притворяться, будто не понимает, о ком он говорит.
– Вам кажется, горожане сейчас требуют крови Али? Если они будут думать, что он…
– Что он что? – Гасан свысока ей улыбнулся. – В каком мире мужчины и женщины платят одинаковую цену за свою страсть? Винить будут тебя. Да, все сочтут, что ты обладаешь… особыми талантами, чтобы соблазнить такого религиозного юношу.
Нари вскочила на ноги. Гасан перехватил ее.
Печать сверкнула у него на щеке, и ее силы пропали. Он больнее сдавил ей запястье, и она ахнула, непривычная к резкой боли в отсутствие целительных сил.
– Я открыл тебе двери своего дома, – холодно проговорил он, отбросив шутки. – Пригласил тебя в свою семью, а теперь мой город в огне, и я никогда не увижу своего младшего сына. Я не в настроении сюсюкаться с
