Шамса ударила в таблу и стала выбивать из старой кожи барабана неистовый ритм. Рана взялась за дудку и протянула Нари тамбурин – единственный инструмент, на котором та могла играть, не выставляя себя на посмешище.
Нари начала похлопывать бубном о ногу.
– Я спою песню знакомым мне духам, – объясняла она, перекрикивая музыку, хотя редкая южанка не знала, как проходит зар.
Тетка Басимы встала у жаровни, разгоняя клубы ароматного дыма над всеми присутствующими.
– Когда ее дух услышит свою песню, он встрепенется, и мы перейдем к следующему этапу.
Рана заиграла на дудке, Нари ударила в тамбурин. С каждым ударом она встряхивала плечами, и бахрома на ее платке разлеталась в такт музыке. Басима, как завороженная, последовала за Нари.
– О духи, к вам взываем! Кланяемся вам и на вас уповаем! – распевала Нари негромко, чтобы не сфальшивить. Настоящие кодии были еще и умелыми певицами, чем Нари не могла похвастаться. – Иа, амир кадим аль хинди! Явись, о великий принц!
Она начала с песни об индийском принце, продолжила песней о морском султане и Карине Великой, каждую исполняя на новый мотив. Тексты Нари старательно разучивала, не всегда понимая их значения, – история фольклора мало ее волновала.
Чем дольше она пела, тем сильнее Басима погружалась в танец: руки и ноги обмякли, гримаса на лице разгладилась. Ее волосы колыхались на ветру, пока девочка плавно покачивалась, улыбаясь бледной улыбкой, полностью погруженная в себя. Нари дотрагивалась до нее каждый раз, когда подходила близко, прощупывая скрытые области ее рассудка, выманивая их на поверхность, чтобы успокоить бедную девочку.
Публика подобралась хорошая, воодушевленная и активная. Несколько женщин встали с мест и, хлопая в ладоши, присоединились к танцу. Люди часто так делали. Ведь зары были не только способом разобраться с назойливыми джиннами, но отчасти и поводом людей посмотреть и себя показать. Мать Басимы с надеждой всматривалась в лицо дочери. Девчонки обхватили доверенные им сокровища и весело скакали, не обращая внимания на недовольство курицы.
И музыкантам нравилось играть. В какой-то момент Шамса перешла на быстрый ритм, и Рана последовала ее примеру, выводя на дудке скорбную мелодию, от которой мороз шел по коже.
Нари била в тамбурин. Настроение публики оказалось заразительным, и она улыбнулась. Cамое время продемонстрировать кое-что новенькое.
Она закрыла глаза и стала напевать себе под нос. Нари не знала имени своего родного языка – того самого, который, видимо, впитала с молоком давным-давно умершей матери. Но в нем она искала разгадку своего происхождения, с детства прислушиваясь к обрывкам разговоров среди приезжих купцов и в многонациональной толпе ученых перед университетом аль-Азхар[7]. На слух язык оказался похожим на иврит, и однажды Нари заговорила на нем с Якубом, но тот категорически не согласился и зачем-то прибавил, что его народ достаточно натерпелся и без ее помощи.
Нари знала одно: язык звучал загадочно и эфемерно. Идеальное сочетание для зара. И как ей только раньше не приходило это в голову?
Надиктуй она сейчас хоть список покупок, никто бы ничего не заметил, но Нари решила придерживаться настоящих текстов обрядовых песен и стала переводить арабские слова на свой родной язык.
– Сах, афшин а дэв, – затянула она. – О воитель джиннов, призываем тебя! Явись, упокой огонь в ее мыслях. – Она прикрыла глаза. – Приди ко мне, о воитель! Вэк!
Капля пота выступила у нее на виске. В давке, вблизи жаркого треска огня, стало невыносимо душно и неуютно. Не поднимая век, она раскачивалась под музыку. С каждым движением платок у нее на волосах трепетал и обмахивал ей лицо.
– О славный хранитель, приди и защити нас. Не дай в обиду Басиму…
Услышав чей-то удивленный вздох, Нари вздрогнула и открыла глаза. Басима прекратила танцевать. Она застыла и не сводила остекленевшего взгляда с Нари. Даже Шамса занервничала и на секунду сбилась с барабанного ритма.
Не желая терять внимание публики, Нари ударила тамбурином по бедру, про себя молясь, чтобы Шамса догадалась подыграть ей. Она улыбнулась Басиме и подхватила жаровню с благовониями в надежде, что сладкий запах снимет напряжение с девочки. Кажется, пришло время закругляться.
– О воитель, – пропела она чуть тише, снова переходя на арабский, – ты ли дремлешь в мыслях нашей милой Басимы?
Басиму передернуло. По ее лицу градом катил пот. Подойдя ближе, Нари заметила, что отрешенное выражение сошло с лица девочки, и теперь в ее глазах читался странный испуг. Нари в замешательстве взяла девочку за руку.
Басима моргнула, прищурилась и посмотрела на Нари с каким-то почти звериным любопытством.
КТО ТЫ?
Нари побледнела и выпустила ее руку. Девочка даже не пошевелила губами, но вопрос был слышен так отчетливо, будто ей выкрикнули его прямо в ухо.
Секунда – и все прошло. Басима помотала головой и продолжила танцевать как ни в чем не бывало, с тем же отсутствующим видом. Нари испуганно отошла от нее на несколько шагов. Ее прошиб холодный пот.
Рана встала у нее за плечом.
– Нари?
– Ты это слышала? – прошептала она.
Рана подняла брови.
– Что слышала?
Не будь дурой. Нари, чувствуя себя глупо, помотала головой.
– Ничего.
Повысив голос, она обратилась к толпе:
– Воздадим хвалу Всевышнему, – провозгласила она, стараясь не запнуться. – Тебя благодарим, о воитель.
Она подозвала девочку с курицей в охапке.
– Прими наши подношения и поладь с нашей милой Басимой.
Трясущимися руками Нари подняла курицу над побитой каменной чашей и шепотом произнесла молитву, после чего перерезала птице горло. Кровь прыснула в чашу и забрызгала Нари ноги.
Тетка Басимы унесла птицу, чтобы зажарить на ужин, но и работа Нари была еще не окончена.
– Сок тамаринда для нашего гостя, – предложила она. – Ведь джинны любят кисленькое.
Она выдавила улыбку, пытаясь унять нервы.
Шамса поднесла ей стакан темного сока.
– Ты в порядке, кодия?
– Бог милостив, – ответила Нари. – Просто устала. Вы с Раной не разнесете еду собравшимся?
– Да, конечно.
Басима все еще качалась из стороны в сторону, с полуопущенными веками и сонной улыбкой на лице. Нари взяла ее за руки и бережно усадила на землю, кожей чувствуя пристальное внимание публики.
– Выпей, дитя, – сказала она, протягивая напиток. – Это ублажит твоего джинна.
Басима выхватила стакан, пролив себе на лицо добрую половину содержимого. Девочка кивнула на мать и издала тихий гортанный звук.
– Конечно, хабибти[8].
Нари успокаивающе погладила Басиму по волосам. Девочка по-прежнему была не в себе, но ее ум хотя бы перестало лихорадить. Одному Богу было известно, надолго ли ее хватит. Нари подозвала мать Басимы и попросила их взяться за руки.
В глазах женщины стояли слезы.
– Она поправится? Джинн оставит ее в покое?
Нари подумала.
– Я успокоила их обоих, но джинн силен и, похоже, сопровождает ее с рождения. Она такое хрупкое создание… – добавила она, стиснув руку Басимы. –
