– Дорогу, вашу мать в…! – Добрые и вежливые слова вкупе с выстрелом в воздух возымели свое действие, и мне предоставляется коридорчик, в конце которого я вижу… М-да, всё гораздо кучерявей, чем праздное любопытство мающихся от безделья солдат. Возле вагона несколько бойцов держат, заломав руки, Спиридоныча, Шекка и фон Абихта. И откуда последний взялся, хотел бы я знать?..
– Отпустить! Что тут случилось? – приходится повысить голос, видя, что народ не торопится выполнять требуемое. – Отпустить, я сказал! Грабки свои поубирали!
Сзади подбежавший Анатоль командует: «К бою!», клацают затворы, и на всю станцию кто-то из «кентавров» высвистывает «Тревогу».
Недоумевая от такого поворота событий, «ополченцы» нехотя отпускают своих жертв и издают недовольно-угрожающий гул.
– Кто-нибудь может объяснить, что случилось? – Надо разруливать ситуацию миром, за спиной уже слышен топот сапог, сейчас штурмовики сначала наведут порядок, ткнув всех мордочками в щебёнку, а потом начнут долго и больно разбираться.
– Еще раз спрашиваю, чего на людей выбесились? Других дел нет?
– Вашбродь, ну дык ета… Мы ж германских шпиёнов поймали… – растерянно объясняет один из бунтарей, знакомый уже нескладный длинный солдат в драной гимнастерке и трофейных штанах с сапогами. – Вот и порешили… эта, начальству передать…
– Что?! Какие, на хрен, шпионы?! И кто тут такой умный нашелся, а? Вы что, совсем с головками не дружите? – Это уже Анатоль громко изумляется извивам солдатской логики.
– Дык, вашбродь… Мы… ета… идём, значицца, а оне по-бусурмански тута болтают и руками под вагон тыкают. Не иначе хотели бонбу подложить. Один, дык вааще, в сваёй форме… А етый, с культяпкой который, ешо хотел шмальнуть по нам… – пытается оправдаться стихийный вожак.
– Я сейчас вам каждому так подложу, что не обрадуетесь! Объясняю один раз, запоминайте! Тот, который в форме, – киваю на изрядно побледневшего Шекка, – добровольно перешёл на нашу сторону. Кто не понял, повторяю по слогам: до-бро-воль-но! Сейчас он на броневагоне механиком. Что касается второго – господин инженер ещё с час назад прикрывал из пушек блокпост! То, что говорили не по-нашему, так я тоже немецкий знаю… А насчёт одежки – вы-то сами в чем? Сапоги у всех германские, штаны – тоже, бельишко нательное, наверное, опять германское, со складов будет… Так, а ну-ка, любезный, иди-ка поближе… Дыхни-ка, голубь!.. Ф-ф-у-х! Фляжки с германцев тоже затрофеили, да? Вместе с содержимым. Нет, я понимаю, что водку удобнее всего в брюхе носить… Так что, теперь и вас за шпионов считать?..
* * *Окончательную точку в разговоре ставит вновь доносящийся сверху шум. Оба «Муромца» возвращаются, но теперь с очень неприятным эскортом. За ними следом летят четыре биплана. В трофейную оптику хорошо видны чёрные кресты на плоскостях. А также то, что один из воздушных богатырей теряет высоту и отстаёт от товарища, дымя моторами на правом крыле. Там, неизвестно за что уцепившись и невзирая на болтанку и пулемётный огонь, механик пытается устранить неполадки. Ну, каскадёр, блин!.. А второй «Муромец» старается забраться повыше, чтобы прикрыть подранка. И тянут прямиком на Барановичи, скорее всего, ожидая помощи с земли! Потому что своих пулемётов явно недостаточно для обороны…
– Витольд Арнольдович, очень вас прошу, спешно к телефону, командуйте Медведеву от моего имени: «Огонь по аэропланам противника!»… Карел, на дальномере можешь работать? – перехожу на немецкий, но называю Шекка чешским именем. Тот кивает в ответ и исчезает за бронедверкой… Со стороны Центральной станции бахают пушки, но шрапнельные разрывы появляются далеко от летающих гансов. Видно, прапорщик сам догадался проявить инициативу. Только бы ещё попал в тех, в кого надо!.. Второй залп оказывается удачней, и люфтваферы решают зайти справа, прикрываясь от зенитного огня бомберами. Что делать?!. Из амбразур «Альбатросы» не достать, возвышение не то!.. Ага, есть идея!..
– Ты тут за старшего?!
Вожак «ополченцев» автоматически кивает в ответ.
– Быстро во-он те две телеги сюда! Хоть на руках несите, но – быстро! Так, «кентавры», в вагон, вытаскиваем четыре МГ! Вы трое – верёвки, ремни, проволоку, всё, что найдёте – мигом сюда!..
Через минуту повозки уже рядом с вагоном, бойцы опрокидывают их на бок, снятые пулемёты ставятся поверх колес, и лапы станков приматываются к ободам первым, что попалось под руку.
– Расчёты, внимание! Прицел на максимальную дальность, первый, второй – упреждение в один корпус, третий, четвертый – два корпуса! Патронов не жалеть! Огонь!..
Очереди уходят в небо, жаль, что не трассеры, корректировать стрельбу невозможно!.. Пулемётчики делают это сами, качая стволами вверх-вниз… Так, а вы чего стоите?..
– Взвод, в две шеренги стройся! К бою! Первая шеренга – с колена, упреждение – корпус, вторая – два корпуса! Залпом – огонь!.. Старшой, командуй!..
С небольшой задержкой примеру «ополченцев» следуют взводные унтера 42-го Сибирского и около полутора тысяч стволов начинают высаживать в небо пулю за пулей. Закон больших чисел пока не отменён, поэтому один из гансов вспыхивает и красивым штопором несется к земле. Ещё один спустя секунды начинает дымить и, нервно дергаясь из стороны в сторону, со снижением уходит на запад. Оставшаяся парочка даже не пытается продолжить бой и разворачивается в ту же сторону, попадая в сектор обстрела батареи и получая «под хвост» пару залпов. Отчаянный механик-акробат наконец-то может работать спокойно, и через минуту сначала один, затем второй мотор перестают дымить, самолет выравнивается и начинает набирать высоту. Под восторг и всеобщее ликование, оглушительные вопли взлетают верх папахи и фуражки…
Глава 24
За окном до сих пор слышатся споры о том, кто всё-таки приземлил немецкого люфта, причём, в лучших традициях русского менталитета, с предмета спора народ моментально перескакивает на личности спорящих, а самым главным доказательством считается громкость.
Лично мне эти лавры не нужны, поэтому сижу в одной из «штабных» комнат, наслаждаюсь папиросой и жду обещанного Анатолем кофе. «Кентавры» успели прошерстить трофейный эшелон и нашли там всё необходимое, чтобы приготовить его в походно-полевых условиях. Хотя по вкусу он, естественно, будет хуже, чем варит моё ненаглядное рыжеволосое солнышко… Ух, а она уже здесь!.. В своем привычном платье сестры милосердия, с подносиком в руках! А на нем – высокий, чуть парящий кофейник, две маленькие чашечки, сахарница. А какой обалденный запах!.. От него можно сойти с ума, так вкусно пахнет только кофе, приготовленный ею самой! И ведь знает же это, хитрюля, так уж многозначительно улыбается!..
Только вдруг улыбка исчезает с лица, она бледнеет, в широко распахнутых глазах плещется панический ужас… Что случилось, маленькая?! Кто тебя испугал?!. Любимая, что с тобой?!. Даша пытается сделать шаг назад, чтобы быть подальше от неведомой опасности, но ноги её не слушаются. Она даже сказать ничего не может и только испуганно смотрит куда-то за меня… Да
