Полувздох – вот и все, что я успела сделать за одно короткое мгновение. Ровно столько потребовалось Древней, чтобы оказаться рядом. В отличие от морканты, Леуэлла не выглядела уставшей. Казалась бодренькой как огурчик. Свежезамороженный. Портили внешний вид богини только подпалины на некогда элегантном платье. Да левое плечо зияло глубокими ранами – напоминаниями об яростных укусах и царапинах. И кровь, густая, иссиня-черная, застыла на серебристой вуали-ткани неряшливыми потеками.
Раз эту тварь можно ранить, значит, и убить, по идее, можно? Как-то же раньше драконы справлялись с духами и их отродьем. Для того ведь и были созданы. Но может, чтобы завалить одну богиню, недостаточно одной морканты…
Снежок, миленький, зови скорее Скальде! Зови его… Уж Герхильд-то точно задаст стерве жару! Не позволит погибнуть своей ари…
– Это пройдет, – проследила снежная за моим взглядом и с ласковой улыбкой на губах, улыбкой маньяка со стажем, добавила: – Нам необходима плоть, чтобы находиться среди живых. Но наши оболочки отличаются от ваших, немощных и жалких. Не переживай, маленькая алиана, все быстро заживет. Новое жертвоприношение поможет восстановиться. А тебе пора уходить.
Меня рывком поставили на ноги. Вздернули за простыню, за которую я продолжала цепляться одеревеневшими пальцами. Не удерживай меня Леуэлла за шкирку, как только что народившегося кьерда, наверняка бы рухнула обратно на пол: ноги были ватными.
И снова ко мне подбирался холод. Снова сердце конвульсивно дергалось, а дыхание с хрипами вырывалось из легких, с каждой секундой становясь все слабее и тише… Я снова мечтала о жарком солнце. О том, чтобы оказаться в ласковых объятиях моря.
Мечтала больше не чувствовать боли…
А потом сознание взорвалось нечеловеческим воплем. Кричала морканта. Не то исторгала из себя какие-то витиеватые проклятия, не то сплетала из незнакомых мне слов заклинание.
За этим душераздирающим криком последовало полное глухой ярости рычание:
– Магия рода – не единственная моя сила, Древняя. Ты – чудовище, не знавшее любви. И тебе не понять, на что способна любовь матери! Иначе бы бежала отсюда без оглядки. Но теперь уже убегать поздно.
Мой зад все-таки повстречался с полом, копчик повторно поцеловался с углом ступени, когда богиня, совсем не по-злодейски взвизгнув, как подкошенная рухнула рядом.
Блодейна зажмурилась, сжимая кулаки с такой силой, что побелели костяшки пальцев. Пробуждая в себе пламя – магию целого колдовского рода. Пламя, которого, казалось, в ней уже не осталось. Огненные щупальца вонзились в богиню, туго спеленали ее, сделав похожей на раскапризничавшегося младенца или на доисторическую, с хрустящей корочкой мумию. Грубо протащили по полу.
– Вы – болезнь, отравившая этот мир. И мы уже давно его от вас исцелили.
Леуэлла зашипела ядовитой гадюкой, дернулась поломанной куклой. Огонь уже почти схлынул. Змея уже почти освободилась… Погрузив ладони в гаснущее пламя, туда, где, по идее, должно было находиться сердце древней гадины или, скорее, заменявшая его ледяная стекляшка, Блодейна заговорила: жестко и уверенно, певуче растягивая слова.
Заклинание сплеталось в воздухе звуковой вязью. Сплетались два тела, соединяясь. Леуэлла как будто перетекала в морканту. Колдунья исторгала из себя магию, взамен выпивая чужую искру жизни.
Тело богини начало разрушаться. Оно не разлеталось, как прежде, блестящими снежинками – рассыпалось тусклой пылью. Сущность Древней проникала в морканту белесой дымкой. В ушах звенело от крика: Леуэлла не желала уходить тихо. А Блодейна не собиралась останавливаться и вбирала ее в себя, пока лед окончательно не растворился в пламени.
Только тогда морканта умиротворенно прикрыла глаза и проронила сквозь усталую улыбку:
– Теперь все будет хорошо. С Фьяррой. С тобой. Все хорошо, – повторила тихо, кажется, разговаривая сама с собой.
Глухой удар – Блодейна опрокинулась на спину. Изборожденное морщинами лицо исказилось мукой. Губы – прямая, резкая линия. Так их обычно сжимают, когда очень больно и крик сам собой рвется наружу.
– Эй, эй, что с тобой? – С горем пополам подползла к морканте, коснулась ее, ощущая, как обжигающе горяча и одновременно холодна ее кожа. – Блодейна, скажи, что нужно делать?! Я сейчас же позову на помощь!
Но поползти дальше, за этой самой помощью, мне не дали. Блодейна удержала меня за руку, останавливая, и не было больше в ее голосе тех властных, надменных ноток, которые прежде его искажали.
– Ползающая в простыне по замку императрица… Анна, ты меня убиваешь.
– Но тебе же плохо! Моя простыня, между прочим, и то поярче твоего лица будет! Надо будет ползти – поползу!
– Уже не надо, – мягко остановила меня женщина. Окинула тусклым взглядом, шевельнула растрескавшимися, побелевшими губами: – У всего есть своя цена, Аня. Одна стихия, поглощая другую, не становится с ней единой сутью. Два разных начала не могут существовать в хрупкой оболочке человеческого тела. Происходит… взаимное разрушение.
– Ты что, убила себя?! Чокнутая ты ведьма! – неожиданно прорезался голос.
Захотелось хорошенько хлестануть морканту по щекам. Чтобы пришла в чувство. Чтобы больше не думала мне тут закатывать глаза и шептать вот так, на последнем издыхании, с усилием роняя слова!
– Я знала, на что шла. Духи вроде снежной – мстительны и опасны. Они не прощают. Не забывают. Фьярре бы не было здесь жизни. – Колдунья шумно выдохнула. – Могли пострадать и другие. Ее сестры. А я спасла тебя. Считай, что вы с моей девочкой теперь квиты.
– Нет, нет, нет, – отчаянно шептала я, пока женщина, которую так долго проклинала, ненавидела всем сердцем, умирала у меня на руках. Таяла, рассыпаясь пылью. Как минутой назад рассыпалась чертова богиня.
Становясь ничем и исчезая в никуда.
Она умирала, отдав жизнь и за меня.
Еще долго смотрела на свои ладони, с которых на пол ссыпались песчинки праха. Все, что осталось от морканты, – пыль, серой вуалью рассеявшаяся по спальне.
– Нет, нет, нет… Не так! – продолжала бесшумно шептать. – Ты не должна была умирать…
В голове шумело. Шумело и ревело, отчего не сразу расслышала раздавшиеся за дверями спальни шаги и голоса. Только когда створки распахнулись, разлетелись в стороны, с грохотом ударяясь о затянутые древней магией стены, подняла глаза. Не сразу поверила, что вижу перед собой Герхильда. Самого родного. Такого взволнованного. Бесконечно любимого. В объятия которого хотелось погрузиться, как в то самое теплое море. Прижаться к груди мужа и нареветься вволю.
Плакать, пока не закончатся слезы, а с ними не уйдут воспоминания о жутком утре.
Рванулась к ледяному дракону. Рванулась всем сердцем. Несмотря на усилившееся головокружение и замельтешившие
