Александр откинулся на спинку стула и положил ногу на ногу. Лицо его было непроницаемым. Серый долго ждал ответа. Его все злее жег стыд – за свое косноязычие, за беспомощность, за то, что не может справиться сам и сидит с умоляющим видом.
– Такое маленькое расстояние, – сказал наконец Александр, – и такой длинный путь. Но это неизбежно. Так всегда.
– Загадочно, – буркнул Серый.
– Почему ты не хочешь использовать обыденные средства?
Серый дернул плечом.
– Чтобы ее признали недееспособной? Она моя сестра. Я не хочу ее утопить. Я хочу ее вытянуть.
– Никого нельзя спасти насильно.
– Физически невозможно или этически нельзя?
На лице Александра выразился интерес.
– Ты готов действовать неэтично?
«А мать в могилу сводить этично?» – подумал Серый, распаляя в себе гнев. Он надеялся, что с гневом придет решимость. Этого не случилось. Гнетущая тяжесть опустилась на его плечи, в ней были лед и тьма. У него перехватило дыхание и подвело живот. Руки затряслись. Серый вцепился в штанины, пытаясь совладать с дрожью, и она поднялась выше. Застучали зубы.
– Я не хочу ее заставлять, – выдавил Серый. – Я хочу, чтобы ей можно было объяснить. Только это.
Джейд внимательно смотрела на него. Серый невольно покосился в ее сторону, поймал ее взгляд. «Слишком много эмоций, – вдруг понял он. – Слишком сильная реакция. Как во время задания…»
– Выход, – сказал Александр, – на другом уровне.
* * *В глубине белого пола плыли белые облака. Среди них струились белые угри, проплывали белые карпы. Еще глубже в дымке тумана летели и не могли улететь белые листья, и белые пчелы пробирались в венчики белых цветов.
– Я вот-вот пойму, – сказал Серый. Он устало развалился на каменном стуле и смотрел в движущиеся под ногами узоры.
Джейд скрылась где-то и вернулась с чашкой теплого молока.
– Я всегда понимаю немного раньше. Можно спросить меня.
Серый молча поднял глаза.
– Кристина не могла прямо сказать тебе – становись экспертом, и у тебя будут в доступе нужные бонусы. Это против правил.
– А ты такое сказать можешь? – Серый усмехнулся.
– Я – это ты. Ты сам догадался. Поэтому могу.
– Продолжая эту же логику, – сказал он, – там не будет бонусов, которыми можно менять других людей. Нигде не будет, ни при каких условиях. Я так догадываюсь. Мне так кажется. Не знаю почему.
Джейд вдруг хихикнула.
– Знаешь, – возразила она тепло, – не бывает догадок на пустом месте. «Они относятся к нам лучше, чем мы думаем», вот почему.
Улыбка Серого стала шире и искренней.
– И что же там будет на самом деле?
– А вот это нам с тобой действительно неизвестно.
Серый немного поразмыслил и осторожно спросил:
– Джейд, а можно оставить тут стулья?
* * *«Ого, – подумал Серый, входя в Дом культуры. – Я считал, что у меня дома уныло? Это я еще не видел настоящего уныния!» Днем свет в фойе не включали, а окна заросли пылью. Было почти темно. Вешалки пустующего гардероба торчали, как позвонки. На стенах под стеклом смутно белели какие-то бумаги. Шаги и голоса отдавались эхом. Чудилось, что в воздухе висит серая мгла. Гуще всего она почему-то была возле выставки детского рисунка. Серый отметил это и поежился. Потом он отметил, что эмоциональная реакция у него опять слишком острая. «Профдеформация?» – предположил он и решил позже спросить у Джейд. Меньше всего он хотел заработать профдеформацию.
Стараясь не принимать окружающее всерьез, Серый принялся размышлять о том, в каких единицах логично измерять уныние и сколько их помещается в провинциальный Дом культуры. Может, наоборот, ДК следует считать точкой отсчета, а уныние измерять в процентах и долях процента от ДК?
– О, книжки привезли продавать, – сказал дядя Коля. – Кажись, фантастику! Пойду приценюсь.
Он зашагал к прилавку. Серый улыбнулся вслед. Откуда-то из-под локтя вынырнула Машка и гулко зашептала:
– Вон там билетики! Юра, купи нам билетики. И книжку купи! Я давно хотела эту книжку.
Серый не стал спорить. Он заплатил за билеты и вручил Машке толстую книжку с портретом Петика на суперобложке. Бумага в книжке была бессмысленно толстая и дорогая, мелованная, словно в художественном альбоме.
Вернулся довольный дядя Коля с другой книжкой. В фойе становилось людно – прибывали зрительницы. Все они казались Серому на одно лицо, похожими на тетку Анжелу из жэка. Вроде бы он заметил у фикуса и настоящую тетку Анжелу.
Несколько минут Серый выглядывал в толпе Петика. Потом ему надоело тянуть шею, и он предложил пройти в зал. Машка потребовала сесть рядом с нею в первом ряду. Серый с дядей Колей уперлись. Настаивать Машка не стала, пожала плечами и ушла вперед. «На «камчатке» устроимся, как в школе сидели», – фыркнул дядя Коля.
Серый с непривычки выбрал сломанный стул и чуть не грохнулся.
Захрипели, завыли старые динамики у сцены. Волосы на загривке стали дыбом. Сев наконец, Серый зажал уши. «Звукарь? – подумал он. – Я удивлюсь, если тут есть звукарь». Действительно, над пультом стояла директриса ДК. Рядом с ней суетился Петик. Серому казалось, что он должен быть выше. Директриса сама была среднего роста, но он еле доставал ей до плеча. Маленький, пухлый, пыхтящий мужичонка в скверном костюме…
– Поганец, – прошипел дядя Коля.
Серый встрепенулся.
Что-то не клеилось.
Пять минут назад Серый отметил, что стал ненормально восприимчивым. Из-за постоянных задачек на эмоциональное наполнение его чувствительность обострилась. Ничего хорошего в этом не было, но факт оставался фактом. И если в Петике крылось что-то неправильное, что-то зловещее – Серый должен был ощутить это.
Петик не понравился ему на рекламке и не нравился сейчас. Больше Серый не чувствовал ничего. Вокруг простиралась обыденная тоска, где вялое развлечение – лучше, чем никакого.
– Сейчас заведет свои песни, – на ухо ему сказал дядя Коля.
«Песни? – Серый пожал плечами. – Ну, послушаем…»
Директриса наконец разобралась со звуком. Из динамиков понеслись шорох, шелест, скрип и отдаленные мажорные аккорды. Петик вылез на сцену, замахал руками и микрофоном, запрыгал, закричал приветствия. Потом предложил вместе спеть, и зал послушно откликнулся ему нестройным хором. Безобразно грохотали динамики, но это никого не смущало.
Дядя Коля сидел насупившись. Серый погибал от скуки. Что-то похожее он видел на ЮТубе в передаче про экстрасенсов девяностых. Передачу он от скуки тоже не досмотрел. Спели песенку… стали повторять аффирмации: «Я красив, я богат, я любим, я успешен…» «Что я здесь делаю? – вздыхал Серый. – Мог бы поработать сейчас. Кино посмотреть. Книжку почитать. Нет здесь ничего, кроме зеленой тоски. Машка – дура. Петик – убогий…» Несмотря на шум, глаза закрывались. Серый попытался удобней устроиться на жестком стуле, помял затекшую шею, вяло оглядел зал.
…Он как будто смотрел сквозь 3D-очки в скверном кинотеатре. Изображение было мутным и расплывчатым, но глубину очки давали получше, и Серый отчетливо разбирал, кто на каком
