— А что ещё важнее – кто получит письма от Франчески?
— Да, это самое главное.
— Как здорово быть важными для кого-то. Пошли, давай поедим.
Он помог ей подняться. Они вернулись к машине и перекусили бутербродами и фруктами. Попили холодную воду из ручья. Также Маркус сделал пи-пи, но не пошёл за дерево, просто повернулся спиной и сделал всё под носом у Пенни.
Затем, уже на закате, они сели в автомобиль, чтобы продолжить свой путь.
Но мотор оставался мёртвым. Ключ поворачивался в зажигании, но никакой шум не нарушал тишину леса.
Пенни и Маркус переглянулись, прежде чем ночь поглотила всё на свете.
✽✽✽Дорога не была освещена, а Маркус не взял с собой фонарик, и автомобиль походил на мертвого динозавра. Мобильные телефоны не ловили сигнал и даже если бы связь являлась доступной, кому они могли позвонить? Случись это днём, они спокойно могли бы вернуться пешком к последней, встреченной на пути заправке, которую они проехали миль десять тому назад. Но ночью идти пешком было опасно, вернее всё равно, что совершить самоубийство.
— И что же нам теперь делать? — спросила Пенни с тоном, не похожим на её обычный, отражающим постоянное стремление казаться смелой.
Голос Маркуса ответил из темноты:
— Ничего. Переночуем здесь.
— Мы спим здесь?
— У нас нет особого выбора.
— Но холодно и, бог знает, кого носит в этих краях!
— Не ты ли сказала, что водятся только еноты?
— Маркус, у меня есть некоторые проблемы с темнотой, — сказала Пенни тоненьким голоском, почти в ужасе. — Особенно, когда темнота такая кромешная.
Неожиданно он взял её за руку. В темноте, Пенни охватил внезапный жар, тяжёлый и одуряющий, а её сердце сделало сальто словно эквилибрист.
— Не кромешная. Посмотри на вверх.
Пенни подняла лицо и посмотрела на небо. Луны не было, но звезды усеивали небо как далёкие крошечные глаза. Внезапно, словно кто-то зажёг миллион свечей на день рождения, она перестала бояться. Её дыхание немного замедлилось, а тревога стала более лёгкой.
— Пойдём назад, — сказал Маркус. — Там больше места.
В этот момент, улетучился страх темноты и другой страх начал свой путь в мыслях Пенни. Они будут спать вместе на заднем сиденье автомобиля? На тех же сиденьях, где поколения молодых людей, вероятно, даже господин Дональдсон в своей юности, дарили любовь и ласку? Это осознание скрутило ей кишечник, и лихорадка, от которой она страдала последние двадцать дней, с момента, когда Маркус взял в аренду этот чёртов чердак, заглянула в интимный и секретный угол.
Вместе они переместились на заднее сиденье. К счастью, автомобиль был огромный, словно танцпол на колесах. Заднее сиденье было большое как кровать. Незадолго до этого Пенни проклинала темноту, но сейчас была ей благодарна, в противном случае Маркус увидел бы, насколько она покраснела.
Когда Маркус снял свитер, шелест шерсти показался в тишине салона почти оглушительным. Пенни спросила, что он делает.
— Одень его, ты практически голая, — сказал он.
Она не заставила его повторять много раз. Прозрачные колготки и холодные кожаные сапоги не могли достаточно её согреть. По правде говоря, чтобы согреться не достаточно было и свитера Маркуса, даже если он и доходил до колен.
— Сейчас мы поступим так, — продолжал он. — Я лягу, а ты залезешь на меня
— Правда?
— Ты хочешь умереть от обморожения?
«Нет, но я также не хочу умереть от разрыва сердца».
— Конечно, нет.
— Тогда ложись вместе со мной.
— Однако ты не распускай руки.
«Не веди себя хорошо, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста!»
— Перестань говорить ерунду, — прикрикнул он, раздражённым тоном.
Короче говоря, они оказались обнимающимися на заднем сиденье старого «Бентли». Ноги Маркуса были слишком длинными, и ему пришлось согнуть их. Пенни нашла странное и удобное положение, расположившись в щели между его телом и спинкой сиденья. Касаясь его, прилипнув к его торсу, она испытала своего рода опьянение, как если бы выпила один из своих самых мощных коктейлей, что готовила ночью и никогда не пила. Как она себе и представляла, его грудь казалась высеченной из скалы. Он был твёрдый, просторный и теплый. Она попыталась заснуть, но это было непросто. В самом деле – практически невозможно. Как она могла оказаться в объятиях Морфея, пока лежала, свернувшись калачиком в объятиях Маркуса? Как она могла спать, слыша биение собственного сердца в ушах, быстро, быстро, быстро, истерично, подобно крику сумасшедшего? Она даже боялась, что он может почувствовать её сердцебиение и начнёт насмехаться над ней, над её эмоциями, её щеками, покрасневшими от желания. Она собиралась что-нибудь сказать, что угодно, лишь бы заглушить тот грохот, казавшийся оглушительнее бас-барабана, когда внезапно Маркус спросил:
— Почему ты так боишься темноты? — его голос прозвучал возле уха.
Пробежавшая дрожь подняла дыбом её волосы на затылке.
— Возможно, из-за аварии.
— Что за авария?
— Той, в которой погибли мои родители.
— Я не знал, что…
— Как ты мог узнать? В любом случае, это произошло очень давно. Мне было пять лет, мы часто путешествовали в кемпере. Однажды мы вылетели с дороги по вине нарушителя, который затем исчез. Мои родители погибли на месте. Я осталась похороненной под кучей металла на много часов, пока меня не нашли. Только представь – я даже не помню всего этого, но у меня остался ужасный страх перед темнотой.
— Твою мать.
— Э, да, на этот раз так оно и есть.
— Тебе холодно?
— Нет, теперь нет.
«Парень, мне слишком горячо».
— Спасибо, Маркус.
— За что спасибо? — выпалил он.
— Я не знаю. Думаю за всё.
— Ты что бредишь? Пенни, ты очень странная.
— Когда ты будешь уходить, придёшь попрощаться?
— Я так не думаю. Однажды ты меня больше не увидишь и бай-бай.
— И что я буду без тебя делать? — неожиданно для самой себя спросила она.
— Найди достойного мужчину, хорошо трахайся, и ты увидишь, как пройдёт ностальгия.
Пенни задумалась на секунду.
— Мне кажется, что так я и сделаю.
— Вот так, умница.
— Ты не спишь?
— В лесу?
— Тогда признай, ты боишься енотов.
— Нет, я опасаюсь засады мудаков. Вероятно, ничего не случится, но лучше быть осторожным.
— Кажется, ты всегда в состоянии войны.
— Я всегда в состоянии войны.
— Это понятно даже по твоим татуировкам. Мне очень нравятся.
— Я знаю.
— Как ты узнал?
— Они нравятся всем. Ещё не встречалась ни одна, которая не сказала бы мне про это. А потом мне делают такой минет, что закачаешься.
— Ты делаешь это специально, да? Ты хочешь поставить меня в неловкое положение, чтобы наказать из-за чего то, о чём я не догадываюсь и не понимаю.
— Это истинная правда. Лучшие
