— Я знаю, почему ты это делаешь. После этого ты сможешь критиковать меня и за то, как я готовлю.
— Готовишь ты?
— Конечно. Если это сделает моя бабушка, как минимум она положит сахар в макароны с сыром.
— Тогда давай, шевели своей задницей. Иди, приготовь что-нибудь.
— «Шевели задницей» – говори своей сестре, — стали последние слова, которые Пенни произнесла, выходя из комнаты.
✽✽✽Обедать дома вместе с Маркусом было действительно странно. Вся квартира казалась более тесной в присутствии этого гиганта, который доставал головой до люстры. В контрасте с ним уменьшилась даже бабушка.
Сердце Пенни, напротив, увеличивалось с каждым его шагом, укусом пищи, словом или молчанием. Она всё больше и больше его опасалась, но не по причинам, по которым следовало, не потому, что он был высокомерным, неприятным, задирой и дикарём. Она боялась, что слишком привыкла к его присутствию, и начинала зависеть от необходимости видеть его. Слишком много вещей становились знакомыми: его запах, сочетание цитрусового мыла и табака, каким способом он изгибал свою бровь или курил – оставляя сигарету висеть на губе, с дымом, струящимся вокруг, а затем резко перехватывал её между пальцами. Его крепкие и расписанные татуировками руки, его плечи, настолько огромные, что казались в состоянии поддерживать небесный свод.
Ей необходимо взять себя в руки, по крайней мере, эмоционально. Надо перестать позволять сердцу, разгуливать где ему хочется по грудной клетке, подобно пьяному, который натыкается на стены гетто.
В конце обеда, когда бабушка устроилась на диване, чтобы посмотреть свой любимый сериал, Маркус взглянул на Пенни и объявил:
— Признаю, что ты умеешь готовить.
— Вау, какая великая поблажка!
— Нет, я серьезно, у тебя здорово получается. В следующий раз, когда приготовишь эту пасту, принеси мне наверх.
— Будут другие пожелания, сэр?
— После обеда у меня всегда возникает желание другого типа, но ты не та кто может удовлетворить его.
— Ты животное, я говорила это и повторяю вновь.
— В каком возрасте у тебя было в первый раз?
Пенни качнулась, словно кто-то её толкнул.
— Э? И каким образом это связано с обедом? Занимайся своими делами, извращенец!
— Итак?
— И где ты берёшь все эти вопросы?
— Мне приходят на ум, и я спрашиваю.
— Ты не можешь всегда озвучивать то, что приходит в голову!
— Нет, и в этом ты права. Не всё. Но про это да, давай, это невинный вопрос и составляет часть той информации, которую должен знать жених. Когда? Или, может быть, ты никогда этого не делала, и только строишь из себя женщину с опытом?
— Я делала это и ещё как, но не хочу обсуждать это с тобой.
Маркус собрался закурить, но потом остановился.
— Пойдем ко мне, я смогу покурить, а ты откроешь мне некоторые свои позорные секреты?
Наиболее правильным ответом явилось бы колоссальное «нет». Но Пенни в последнее время имела склонность закапывать разумность, как поступает собака со своей косточкой. Таким образом, позволяя руководить той части себя, что уже ничего не понимала и позволяла делать всё возникающим желаниям, кивнула и последовала за ним.
В скорости они оказались в его мансарде, и Маркус прикурил сотую, в количестве выкуренных за день сигарет. Он уселся на кровать, прислонившись спиной к стене. Пенни пристроилась неподалеку на подлокотник дивана, делая вид, что не наблюдает за ним и вообще не хочет смотреть на него. Внезапно, она собрала всё своё мужество и предложила ему ещё одно соглашение:
— Я отвечаю на твой любопытный вопрос, если и ты мне тоже кое-что рассказываешь.
Маркус нахмурился.
— Первой отвечаешь ты.
— Таким образом, если тебе не понравится мой вопрос, ты откажешься, всё равно я уже ответила на твой?
— Девочка, ты не какая-нибудь дурочка.
— Ты же говорил, что я умная, верно?
— Да, это я думаю серьезно. Теперь расскажи мне всё о своём скандальном опыте. Если хочешь, на вечеринке мы можем распустить слух, что в твой первый раз ты сделала это со мной. Я уверен, что твоим бывшим стервозным подругам очень понравится эта деталь, в случае если спросят.
— Только стервы, не друзья, повторяю. Действительно, только стервы способны такое спросить.
— А скажи мне, как всё случилось на самом деле. Мне очень любопытно. Не могу представить тебя, занимающейся этой похотливой активностью.
— Любовь – это не похотливая активность. Это не то, что делаешь ты – грязный и без эмоций секс, используя первых попавшихся женщин. Когда ты любишь кого-то – всё по-другому, романтично, и ты должен знать это, потому что у тебя есть Франческа.
— Я всегда похотливый и никогда не буду романтиком в постели, и для Франчески это очень подходит. Но ты так и не ответила на мой вопрос.
Пенни закусила нижнюю губу, уставившись в угол стены. Она могла выдумать то что хотела, не так ли? Заслуга лжи в том, что она не имеет границ, таких как у истины – бедной и тесной. Итак, она пробует представить себе идеальную ситуацию, ту, что она хотела бы действительно пережить, и перевела её в фильм уже случившегося фальшивого опыта.
— Я была очень влюблена, очень сильно. Моё сердце разрывалось, только видя его в комнате. Это случилось естественно и красиво. Он был мой идеал мужчины. Звучала красивая фоновая музыка, ароматические свечи и лепестки цветов на кровати. Нет никаких скандальных подробностей, любовь делает всё невинным.
В это мгновение Маркус выглядел рассеянным, словно он вообще не слушал. Потом уставился на неё как на инопланетянку, прилетевшую и спустившуюся с летающей тарелки.
— И что в конце случилось с этим идеальным парнем?
— Он… э-э... умер.
— Умер?
— Да, он был болен. Лейкемия. Но я не хочу об этом говорить – до сих пор скорблю, когда вспоминаю. Ну, теперь моя очередь.
Некоторое время он курил в тишине, глядя на небо, наблюдающее за ним сквозь окно на крыше.
— Я разочарован, надеялся на что-то более пикантное.
— Теперь моя очередь, — повторила Пенни.
— Ты хочешь знать, когда это сделал я? Нет, лучше не надо, девочка, разрушим эту романтическую атмосферу, полную вздохов и рыцарей на белом коне.
— Я не хочу знать об этом.
— И что тогда?
— Чьё это кольцо, то, что ты носишь на шее?
Пенни раскаялась сразу что задала этот вопрос, когда увидела как Маркус вскочил с кровати и нервно бросил на пол, ещё зажжённую сигарету. Она увидела, как дёрнулась к шее его рука и он заправил внутрь футболки кожаный шнур, с висящим на нём кольцом; спрятал его от чужих взглядов очень раздражённым жестом. Затем он подошёл к ней, так близко, слишком близко, прижимая к стене. Пенни
