Маркус достал из ящика презерватив. Быстро открыл зубами. Собрался раскатать, но Пенни остановила его.
— Могу это сделать я? — спросила она.
«В какой части меня пряталась эта бесстыдная тварь? Из какого романа, фильма или сериала я научилась такой наглости?!»
Он кивнул, и она увидела, что его горло дернулось при глотании, как будто смотрел на происходящее и видел что-то новое и таинственное, хотя, должно быть делал в миллионный раз. Пенни попыталась сдержать дрожь своих неуклюжих рук. Попыталась не показаться глупой, той, что никогда не делала такого. Никогда этого не делала, и поэтому чувствовала себя немного глупо, но справилась лучше, чем ожидалось.
Затем они вновь легли. Маркус поцеловал её снова, целовал так хорошо, что она могла бы испытать оргазм только от его языка, переплетающегося с её собственным. Затем стиснул бедра, подняв немного, и вошёл в её тело.
Спустя мгновение, удовольствие исчезло, уступив место острой боли. Это было, как если бы кожу ранили лезвием раскалённого металла. Она имела полное право закричать: «Остановись, подожди, двигайся медленно, я сделана из стекла».
Однако не сказала. Вырвался только небольшой крик, который мог быть ошибочно принят за звук удовольствия, и сдерживала слёзы.
Маркус начал двигаться с порывом мужчины, кто не лишает девственности. Путешествовал внутри неё, вперёд и назад, как неумолимый таран, и в то же время целовал, лизал горло, сжимал грудь, сжимал бёдра, заставляя её выгибаться. Пенни держала глаза открытыми, чтобы видеть его – его руки, грудь, живот, словно прилипший к её, его живой ключ, открывающий её в первый раз в жизни.
В какое-то мгновение он прошептал:
— Я кончаю.
И Пенни ответила ему:
— Да.
Взволнованная, словно он преподносил ей удивительный дар, она почувствовала, как он вошёл глубже. Пенни показалось, что он постучал в дверь её рёбер, после чего ритм стал ещё более возбуждённым. Его голос был рычанием, язык был копьём и, наконец, он взорвался внутри, как звезда.
Маркус упал на неё, хрипло дыша, как спортсмен, который пересекает финишную черту. Пенни затаила жизненно необходимое желание сказать: « Я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя».
Они немного так полежали, слившись в клубок из кожи и пота. До тех пор, пока Маркус не перевернулся на бок и лёг рядом.
Пенни спросила себя: «Я должна уйти немедленно или могу подождать? Могу сказать спасибо или покажусь идиоткой? Сколько у него займёт времени, чтобы забыть меня?»
Что-то произошло прерывающее это хрупкое очарование. Маркус сел на кровати. Собрался снять презерватив и его, по-прежнему затуманенный взгляд, превратился в маску беспокойства.
— Пенни!
Она тоже вскочила и не сразу поняла, смысла этого ужаса, отражённого между его бровей и губ.
— Что…
Потом дошло.
Презерватив был в крови, а между её приоткрытых ног увеличивалось пятно малинового цвета. С кожи капало и окрашивало покрывало на кровати. Не было возможности сохранить тайну, потому что пятно выглядело обильным.
— Пенни! — ещё раз воскликнул Маркус. — Скажи мне, что это не то, о чём я думаю.
Она пожала хрупкими плечами.
— Мне кажется это то, что ты думаешь.
Маркус закрыл ладонями лицо, и начал дышать рывками, находясь в шоке без всякого притворства.
— Ты злишься, потому что я испачкала покрывало? — спросила Пенни, заставив себя улыбнуться. — Я заплачу за прачечную.
— Ты что, думаешь – меня волнует покрывало? — выпалил он, вставая на ноги.
— Если это не проблема для меня, то не должно быть проблемой и для тебя. Я же не умерла. Произошло естественное событие.
Маркус начал ходить по комнате, как разозлившийся и посаженный на цепь лев. Пенни оделась в мгновение ока, оставаясь без нижнего белья. Закрывая свою рану, она надеясь, что больше ничего не видя, Маркус перестанет её за это ненавидеть.
Вдруг он остановился, а она очарованно за ним наблюдала и думала о том, что произошло, о его теле, погружённом в её собственное, о них двоих, как вначале были каждый по себе и потом казались одним целым, и поэтому сразу не услышала вопрос. Она услышала только тогда, когда он повторил во второй раз.
— Я сделал тебе больно? — спросил он хриплым шёпотом.
— Немного. Честно.
Маркус начал рыться в поисках сигарет. Он бродил по дому, голый и красивый, а его руки дрожали от бешенства. Закурил одну, после трёх холостых щелчков зажигалки и вдохнул дым одной длинной затяжкой.
— Надо было сказать.
— Ничего трагического не произошло, я всё ещё жива, не так ли?
— Проклятие, я не заметил. То есть я чувствовал, что ты очень тесная, но думал это потому, что ты не делала этого часто, и не потому что ты не делала никогда. И потом, у меня не было лакмусовой бумажки для сравнения. Как правило, цыпочки кому я вставляю, имеют широкие двери.
— Действительно?
— Тебе кажется, я похож на парня, который трахает девственниц?
— Тогда сегодня у каждого из нас был свой первый раз.
— Почему ты рассказала мне прежде всё это дерьмо?
— У меня необузданная фантазия. Но я знаю, что она дерьмо.
— Конечно, дерьмо.
— Я умею отличить сон от реальности, и понимаю, что это никогда не произошло бы таким образом. Прекрасный принц, музыка, цветы, бьющиеся сердца, – я знаю, что все эти вещи не существуют.
— А что существует? Тот, кто откроет тебя без лишних слов?
— Для меня это произошло красиво, на самом деле.
— Ты испытала наслаждение пока...
Пенни закусила губы.
— Я… э-э... я думаю, что нет, не в том смысле, что подразумеваешь ты.
— Пенни, есть только один смысл. Ты испытала удовольствие?
— Я была счастлива...
— Я не говорю о счастье. Я говорю про оргазм.
— Нет, это нет, но...
Маркус падая сел на кровать. Начал потирать свой лоб рукой. Пенни поднялась, собрала свои немногочисленные вещи и пригладила растрёпанные волосы.
— Я ухожу, — сказала она, демонстрируя улыбку. — Не волнуйся, я в порядке, и всё равно счастлива.
— Проклятье, из-за чего ты счастлива? — воскликнул он с раздражением.
«Что сделала это с тобой. Что это ты стал первым. До сих пор чувствовать твой вкус во рту».
— Выбросила девственность из мыслей. Почти в
