Она не торопит.
Молчит.
А Малкольм помогает развернуть каталку. И маску надвигает. Правильно, а я про маску забыла. От вони она вряд ли защитит, но в остальном технику безопасности соблюдать надо. Перчатки липнут к коже, и ощущение не самое приятное, руки будто чужие. Приходится несколько раз сжать кулак и подвигать пальцами, чтобы привыкнуть к ним.
Справлюсь.
И докажу… я не позволю взять и отчислить себя просто потому, что кому-то не по нраву мое здесь пребывание.
Мы вместе разворачиваем каталку, и Малкольм весьма сноровисто раздвигает лапы светильников. А ему явно приходилось работать здесь, и значит, я просчиталась: не настолько он примитивен, как хочет казаться. Свет вот грамотно поставил. И сделал шаг в сторону, позволяя мне самой снять простыню.
В глазах его почудилась… насмешка?
Не дождется.
Я сделала глубокий вдох и выдох и решительно взялась за край, моля, чтобы тело под ней не было…
Молодым.
Или женским, или детским… Нет, никто бы не позволил мне вскрывать ребенка, разумом я это понимала, но сердце, подстегнутое выбросом адреналина, стучало как сумасшедшее.
Мужчина.
Немолодой.
Какое недовольное выражение лица. И вроде бы понимаю, что довольным ему быть не с чего, все-таки мертвец, но… он и при жизни не отличался легкостью нрава. Морщины говорят за себя.
Он часто хмурился.
И эти вот носогубные складки… и на лбу тоже… лысоват, но лысину, судя по всему, привык скрывать. Кожа шелушится, а такое бывает от клея. Я, повинуясь порыву, коснулась пальцами лба. И глаза закрыла… перчатки мешали. Я уже научилась чувствовать живых, а мертвое воспринималось иначе. Я видела все, но… будто сквозь туман.
Крупная печень, слишком крупная, с характерными весьма изменениями. Камни в желчном. Сузившиеся протоки… поджелудочная почти не работала, и, надо полагать, при жизни он страдал приступами панкреатита.
Сердце заплыло жирком.
Но не оно убило… нет… стенки сосудов стали хрупкими, как стекло. И вот один лопнул, и не первое кровоизлияние. Пожалуй, если бы ему вовремя помогли, шанс имелся, но…
– Смерть от кровоизлияния в мозг, – я убрала руку, испытывая огромное желание ее вымыть.
– Вот так сразу? – Малкольм удивленно приподнял бровь. – Проверять не станем?
– Станем, – вздохнула я. Способности способностями, а умения оттачивать надо. Хотя… будем честны, оттачивать пока нечего, но я не сдамся.
Как ни странно, вскрытие прошло куда лучше, чем я ожидала. Отчасти в том имелась немалая заслуга Малкольма, который оказался идеальным ассистентом. Он помогал ненавязчиво, не пытаясь показать собственное превосходство, но просто подавая нужный инструмент и редко, крайне редко, позволяя вмешаться словами…
– Не бойся, – сказал он, когда я замерла, не решаясь сделать первый надрез. И добавил то, что я уже говорила себе: – Хуже ему уже не сделаешь.
И я решилась.
Я не знаю, как долго мы были внизу – по ощущениям, целую вечность, – но, выбравшись наружу, я просто села на лавочку и закрыла глаза.
– В первый раз всегда тяжело, – он присел рядом.
– Кто ты такой?
Глаз я не открывала.
Тепло.
И хорошо. Солнышко светит, ветерок гуляет… лужи небось просохли, а вот земля вряд ли успела. И в сад не сунешься, там под тонким травяным ковром водяные ямы прячутся, целиком не заглотят, но ноги промочу.
– Малкольм.
– Это я уже слышала.
Двигаться не хотелось. Сидеть и сидеть… и еще немного есть, но голод был приглушенный, далекий, будто и не голод даже, но эхо его слабое.
– Ты Малкольм… приятель Айзека… такой же состоятельный обалдуй, в голове которого девки, цацки и собственная нев… невероятная крутость.
– Ага…
– Я так сперва решила, только… ты, уж извини, из образа вышел.
– Когда?
– Сейчас…
Малкольм вздохнул и попросил:
– Никому не говори, ладно?
– Не буду.
Тем паче приятельниц, чтобы почесать языком, у меня нет. Мастер, думаю, в курсе маленьких странностей рыжего, а остальным они мало интересны.
– И вообще, может, я такой… разносторонний…
– Днем девушек развлекаешь, а ночью вскрываешь трупы?
– Вроде того…
Я все же открыла глаза, подтянула сумку поближе. Какое счастье, что в ней булочка есть… Покосившись на Малкольма, сосредоточенно жующего травинку, я со вздохом разломила булочку пополам. Ну, почти пополам, все-таки помог…
– На, – я протянула меньший кусок рыжему, и тот принял, не скривившись. – Так тебя Айзек послал?
– Вроде того…
– А придурка зачем играешь?
– Я не придурок, я очаровательный!
– Очаровательный придурок, – не стала спорить я. Мне мама, еще когда в здравом уме была, говорила, что надо искать компромиссы.
– Девушкам обычно нравится…
Он обиженно выпятил губу, но так жевать было неудобно, а потому гримаса исчезла так же быстро, как и появилась. Некоторое время мы сидели молча, каждый погружен в свои мысли.
– А ты могла бы сделать вид, что влюблена в меня? – спросил Малкольм и, когда я закашлялась, заботливо похлопал по спине.
– Это еще зачем?
– Понимаешь… тут скучно… действительно скучно, хоть на стены лезь… в город нельзя…
– Почему?
Малкольм махнул рукой.
– …вот и приходится изгаляться… мы с Раймондом поспорили, кто первый тебя очарует.
Охренеть, детская непосредственность.
– Очарует – это в смысле в койку уложит?
– Да.
– Ага… и ты раньше подсуетился?
– Раймонд вчера в карты проиграл, так что у меня день форы. Ты не подумай, мы не хотели ничего плохого… это просто игра…
Для него.
И для Раймонда, надо полагать, но не для девиц, решивших, будто это все взаправду.
– Айзек ваш тоже…
– Раньше – да, но не теперь…
Я пнула Малкольма по ноге, но пинок получился довольно вялым, все же сидели неудобно.
– А чистосердечное признание, между прочим…
– С этим признанием я вполне могу к мастеру пойти. Думаешь, поймет?
– Не надо! – Малкольм поднял руки. – Послушай, мы же… мы же видим, когда девица и сама не против замутить. Мы не трогаем тихонь или таких, которые с прибабахом… и отбивать не отбиваем… ну, специально. Просто есть некоторые… – он на всякий случай отодвинулся. – Красавицы, которые… очень хотят выйти замуж. Не важно за кого, лишь бы при деньгах. Берем такую девицу и начинаем ухаживать… сначала я, потом Рай… Никто особо не сопротивляется…
Идиоты.
Нет, с чего я решила, что если он знает, с какого конца за скальпель браться, то и умный? А ведь день неплохо начинался, да…
– Это весело, смотреть, как она мечется, не зная, кого выбрать. У Рая семья очень состоятельна, а я единственный сын и наследник. И титул повыше… Обычно никому не отказывают, понимаешь? Разводят – назначают свидания в разные дни, чтобы вечер со мной и вечер с ним… прогулки по расписанию…
Вдвойне идиоты.
– Мы устраивали небольшие… провокации. Интересно смотреть, как они мечутся, выкручиваются, лгут. Чем дальше, тем больше лгут. И постепенно запутываются во всей этой лжи. За все время лишь одна, слышишь, одна девушка сказала, что нас двое и что мы оба симпатичны, но не настолько, чтобы впрягаться в соперничество…
Ага, значит, сами виноваты, а эти двое просто мимо проходили.
Нет, а ведь так хорошо сидели, я к нему даже попривыкла, человеком воспринимать стала, а тут тебе… И
