– Иван Иванович, на прудах тех нужно построить будет ворота особливые. Через них корабли будут проплывать из реки в пруд и наоборот. Только пруды те дюже огромные будут. Главным секретом будут эти створки. Такие надобны, чтобы воду не пропускали, но, когда необходимо, открыть можно.
– Так напором же смоет, и вода из пруда уйдет.
– Думал над этим. Выходит, нужны не одни такие ворота, а несколько, чтоб вода ступеньками была. И крепкими их надо делать, чтобы не выдавливались. Для того и говорил, что надобно сначала малые сделать. Посмотреть, как оно будет, и что лучше придумать.
– Эвона как!
– Да, мы так получим как бы небольшие пруды, ступеньками. Но не простые, а соединенные между собой особой системой труб. Спуская воду с верхнего, в соседний, нижний, мы выровняем воду, после чего откроем ворота между ними. Так корабль проплывет дальше.
– Все равно непонятно.
– Ладно, вернемся в Москву, с розмыслами сделаем эту штуку, очень маленькую, для просмотра и увеселения. Они заодно поймут, что надобно.
– Ежели так, то ладно.
– Еще, Иван Иванович… Я, конечно, попросил Ивана Васильевича разыскать Петра Фрязина. Негоже, когда такие мастера покидают государство. Оно ведь людьми сильно. От произвола боярского бежал. Людей надо послать. Пускай так и скажут, что великий князь просит вернуться и учеников учить строить крепости.
Плыли мы довольно медленно и прибыли на место ближе к вечеру. Меня уже стало морозить, а к ночи поднялся жар. Никакой речи про посевные комплексы уже и не было. Температура поднялась, похоже, высокая. Судить приходилось лишь по примерным симптомам. В своем времени поболеть успел. Здесь градусников не было, потому насколько много, можно было только гадать. Напугало это изрядно. Лекарств-то тоже тут нема, да и придворный медик остался в Москве. И чего я его с собой не взял! Хорошо хоть про спирт вовремя вспомнил, вернее, очень крепкий самогон для зажигалок, и велел делать себе растирание. Еще меня поили какими-то настоями и заваривали травы, и опять же поили. Честно говоря, вспоминаю это как бы в тумане. Три дня провалялся в полузабытьи. Только на четвертый день стал приходить в себя и с удивлением узнал, что уже и вся дума, и главы всех приказов, и Ближняя Рада полным составом здесь.
Насколько понял, вызвали даже всех ближайших родственников. Мало ли, вдруг преставлюсь, кого-то тогда другого великим князем делать надо будет. Разумом понимал, что это, в общем-то, правильное решение, но то, с какой готовностью и скоростью это организовано, невольно наводило на мысль о заговоре. Чур меня, чур! Хотя в каждом бреде есть маленькая толика разума. Присмотреться надо к этим деятелям. А то, чувствую, тут крышку гроба быстро забьют.
Только на пятый день, когда стало ясно, что государь пошел на поправку, вся властная верхушка Великого княжества Московского стала разъезжаться. И вновь поскакали гонцы разворачивать тех, кто еще не приехал. Только я хлопал глазами. М-да, пора серьезней относиться к своим действиям. Вот на кой черт меня понесло на крышу?! Сейчас бы не валялся пластом, а делом бы занимался. Ведь уже пора понять, что любые мои действия имеют последствия, причем для всего государства. А если бы не поправился, что бы тут сейчас началось, и это в момент фактической войны на юге? Опять бы Казань бросили. Да ладно бы это. Сколько в борьбе группировок погибло бы! А в темницах сколько сгубили бы! Мне, конечно, Телепнев-Оболенский ничем особо не дорог, но его судьбе тоже не позавидуешь, хоть он сам и не ангел. Жестокое время. Проявишь гуманизм, тебя же самого и сожрут. Здесь это просто слабость и трусость.
Настои высокими вкусовыми качествами не отличались, но куда от них денешься. Медика тоже пригнали сюда. Забавляли его постоянные стычки с местной знахаркой. Никак наука в словесной перепалке не могла одержать верх. Да, бабушке в рот палец не клади, по самые уши ногти пострижет. Хотя, конечно, ее бы до меня без моего указа, причем письменного, еще до забытья, не подпустили. Так что пускай радуется, не он головой рискует.
Кроме этого, все было скучно. Пытались меня в церковь таскать на все службы, но и в этот раз отбрыкался. В общем, еще не долечившись, полез в работу. Вернее, в то, что мне казалось важным. Под моим присмотром посадили кукурузу и посеяли семена, как я надеялся, картошки. Заодно обнаружил, что одним комплексом явно пользовались, и он уже был сломан. На остальных явно муха не сидела.
– Чего это с сеялкой-то случилось?
– Не волнуйтесь, государь, виновный уже в «холодной». Дожидаемся только вашего выздоровления, чтобы суд провести.
– В каком смысле? За что его туда и почему судить?
– А как же! Казенное имущество поломал.
– Вот язви его в душу! Так их сюда и привезли, чтобы спытать. Ежели поломаются, то не беда. Дело-то новое, как еще узнать их слабости! Сейчас же ослобоните. Ишь чего удумали, судить!
– Сей момент.
Надо сказать, что эти сеялки совсем не походили на те посевные комплексы, что мне когда-то приходилось создавать. Ничего удивительного в этом не было. Разные условия, разные решения. Хотя бы уже то, что отличаются тягловые усилия. Тот же «Беларус» имеет мощность восемьдесят лошадиных сил, а местный его аналог, лошадь, только тринадцать, и то на очень непродолжительный период. Это если лошадь хорошая. Клячи же, которые пока преобладали, от силы пять лошадиных сил дадут, а потом и вовсе могут подохнуть. Одна надежа на быков. Пара таких, пожалуй, на короткое время и «Беларус» заменят, не полностью, конечно.
Во-первых, в такой сеялке почти нет металла. Все делается из дерева. Короб под зерно выполнен из струганых досок и расположен над почвообрабатывающими агрегатами (они же и высевающие). Они представляют собой несколько модифицированные стрельчатые культиваторы, и при их износе в принципе любой кузнец сможет заменить их. Такие сеялки в ширину всего около 28 см –
