– Чего, чего?! – переспросил Петр, не веря своим ушам. – А ты часом не перепутал? Да ты сам припомни, как она тебя к Изабелле ревнует.
Буланов в ответ насмешливо фыркнул.
– И снова балда. Ревнует, верно, но не меня, а тебя, потому как уверена: Изабелла на тебя глаз положила.
– С чего вдруг?
– С того, что не я, а ты ей ровня, – криво усмехнулся Улан. – В смысле оба благородные, опять же испанская кровь у обоих по жилам течет, ну и так далее. Не чета мне, татарину безродному. Словом, как она считает, у нее против Изабеллы шансов ноль. А что Заряница в тебя влюблена – видно невооруженным глазом, – и он ехидно прищурился. – Кстати, и что ты к ней неровно дышишь, тоже.
– Вот еще! – проворчал Сангре, но прозвучало это не совсем уверенно.
– Точно, точно, – заверил Улан. – Нужны доказательства? Изволь. Вспомни Литву и как ты с Изабеллы гривны выторговывал в обмен на помощь. Думаю, она в тот момент посчитала тебя именно тем, кем ты себя сейчас назвал.
– То есть жадным дерьмом? – уточнил Сангре.
– Ну-у, вслух она о том не сказала, – проявил деликатность побратим, – но взгляд у нее был достаточно выразителен и ты это выражение уловил. Вот только тебе было наплевать, поскольку ты ее не любил.
– Да я не столько денег от нее хотел, сколько рассчитывал на контрасте сыграть, – «раскололся» Сангре. – Ты ж на моем фоне рыцарем без страха и упрека выглядел, хоть пылинки сдувай.
– Спасибо, – улыбнулся Улан. – Ты настоящий друг. И здорово помог мне, особенно на первых порах, когда я вообще голову потерял и мог столько глупостей наделать, что ой-ёй-ёй. Да и мою дальнейшую линию поведения по отношению к ней грамотно выстроил. Словом, выручил. Но я о другом. Тогда тебе на плохое мнение о себе было наплевать, а сейчас аж на дыбки встал. И о чем это говорит?
– Ни о чем.
– Пускай ни о чем, – терпеливо вздохнул Буланов. – Но как бы там ни было, ты ж меня знаешь, я в долгу оставаться не привык. На зло, мне причиненное, еще могу рукой махнуть, если маленькое, но за добро обязательно расплачусь и по возможности той же монетой.
– Это ты к чему? – насторожился Петр.
– А разве не ясно? Ты меня в Литве с Изабеллой выручил, а сегодня пришла моя очередь, а то ты так и не осмелишься первый шаг сделать.
– Ты чего сотворил-то?! – охнул Сангре. – Ты что, рассказал ей, будто я…
Улан медленно покачал головой, пояснив:
– Не впрямую. Всего лишь намекнул, когда успокаивал. Мол, у моего побратима язык бы ни за что не повернулся…
Улан осекся и, отвернувшись от друга, задумчиво процарапал полукруг на побеленной печи. Затем провел возле него две размашистые линии, изобразив крест, а подле изобразил один над другим два соединенных посредине полукруга, обращенных своей открытой частью к кресту. Сангре продолжал молчать, терпеливо ожидая, когда Буланов закончит свой рассказ, а тот продолжал рисовать, выведя далее знак равенства.
– И что получилось? – осведомился он.
– А в глаз?
– Не хочешь читать, – «догадался» Улан. – Оно и понятно, правда глаза колет. Ну и ладно, я не гордый, сам прочту. А получилось следующее: Эс плюс Зе равняется… Ах да! – спохватился он. – Я ж не написал, чему равняется-то? Хотя… зачем? Я давным-давно знаю, ты тоже теперь узнал, разве что Зарянице не все известно, но оно поправимо. Давай, иди, сообщи ей, – легонько подтолкнул он друга в сторону сеней.
– Значит, ты все-таки сказал обо мне, – упавшим голосом протянул Петр.
– Совсем немного. Всего лишь, что она тебе нравится и в этом я готов поклясться чем угодно: хоть своей жизнью, хоть честью. А про твою любовь я говорить не стал. Знаешь, есть вещи, которые надо делать самому. даже при наличии здорового коллектива.
– Еще чего! Что б я первым, когда она меня вот так, – заупрямился Сангре. – Отродясь такого не бывало.
– Согласен, – усмехнулся Улан. – Такого с тобой и впрямь не бывало. Но раньше я бы тебе это никогда и не предложил. Говорю ж, меняешься ты чуть ли не на глазах.
– С чего ты взял?
– Помнишь свой разговор с Изабеллой насчет денег. Еще год назад ты бы только обрадовался, что она не задает лишних вопросов насчет того, когда ты с нею расплатишься. И уж тем более не стал бы поднимать эту неудобную тему первым, а ныне… Я конечно, понимаю, предстоящий разговор куда щекотливее, но тебе вновь придется начинать его первым, – Улан выдержал небольшую паузу, но видя что Сангре продолжает колебаться, нахмурился и, внезапно сменив тон, рявкнул: – Так ты пойдешь или мне тебя силком выпихнуть?!
Обычно синие зрачки побратима позеленели, свидетельствуя о нешуточной злости. Да Петру и не хотелось спорить. Вместо этого он смущенно пожал плечами, но остался стоять на месте.
Улан сурово насупился и, положив руку на плечо друга, молча повернул его лицом к двери и чуть подтолкнул. Этого хватило. Правда, выходил Петр очень осторожно, чуть ли не крадучись, да и дверь за собой закрыл не спеша, стараясь сделать это как можно тише.
«Блин, хоть бы огоньку с собой прихватил, балда. И как он ее искать станет, в темноте?» – подумалось Буланову. Он покосился на всеми позабытый здоровенный подсвечник, сиротливо стоящий на столе, и даже шагнул к нему, намереваясь взять одну из оплывших свечей, но спохватился, хлопнув себя по лбу: «Ну я и осел! А сердце для чего? По стуку друг дружку найдут. Да и мне нечего здесь делать, а то возьмут и вернутся в избу, а тут я как дурак стою. Значит, надо идти почивать… если получится».
Улан не зря сомневался. Провалялся он в постели не меньше двух часов и лишь когда дверь в соседнюю комнату предательски скрипнула, счастливо улыбнулся, блаженно потянулся и, перевернувшись на бок, чуть ли не мгновенно погрузился в сладкие объятия Морфея.
Проснулся Буланов необычайно поздно. Бодро вскочив на ноги, он накинул на себя зипунок-безрукавку и отправился по обычной утренней надобности, а когда возвращался, его словно кто-то подтолкнул в бок, и он оглянулся на печку. Как выяснилось, не зря. За то время, что он спал надпись у печки несколько изменилась. Теперь после знака равенства там красовалась здоровенная буква Л, больше похожая на перевернутую латинскую V.
В этот миг дверь, ведущая в сени, отворилась, и перед ним предстала Изабелла. Лицо ее выглядело слегка озабоченным.
– Никак не могу Заряницу отыскать, – пожаловалась она. – В светелке нет. Я и весь двор обошла, литвинов опросила – говорят, не выходила. Куда могла пропасть? Уж не случилось ли чего? Да и дон Педро куда-то запропал, хотя тоже из терема не выходил. Неужто доселе почивает?
Улан усмехнулся.
