– А он от меня тайн не держит, – пояснил Петр. – Если б какой вещий сон ночью увидел, утром я бы о нем уже знал.
– Ну-ну, – проворчал князь и пояснил: – А мне тута сызнова тревожную весточку доброхоты из Орды прислали. Мол, поспешай, иначе как бы худа не приключилось. Вот я и мыслю, как быть. Ну а раз тебе ничего не пригрезилось, моя душа спокойна, можно катить.
У Улана перехватило дыхание и он умоляюще посмотрел на Сангре. Впрочем, тот и без его молчаливой просьбы понял, что надо попытаться притормозить Михаила Ярославича, насколько это возможно.
– А успокоился ты понапрасну, – твердо сказал Петр. – Сколько вещунов ни слушай, у будущего свое на уме. И потом, если моему побратиму худое не приснилось, это ж не значит, что его не будет. Улан не все видит из грядущего. Зато звезды, княже, не по добру ныне над головой выстроились, поверь. Да ты сам скажи ему, Улан, не тая, что ты вчера на небе видел.
Тот понимающе кивнул. Звезды и впрямь не были стихией Петра. Нет, нагородить про них с три короба он мог, но такое годилось только для постороннего человека, а им с князем жить да жить. Вдруг он месяц спустя попросит повторить расклад, а Сангре свою белиберду в точности воспроизвести не сможет. Зато с самого Улана не спросишь – он далеко. Опять-таки врать лучше правдоподобно, а не абы как.
– Красная звезда Марс, известная римлянам, всегда означает недоброе, – начал Улан свой рассказ, – а ныне она видна очень хорошо. Да вдобавок Марс сейчас сблизился с Сатурном, а тот всегда слыл зловещим. Древние греки его называли Кроносом и богом времени. В совокупности получается, что тебе надо выждать несколько месяцев, дабы не навлечь на себя гнев хана, а на княжество – новое нашествие ордынских ратей. Кроме того…
Он объяснял еще минут десять и все это время оба – и князь, и Сангре – внимательно слушали его. Первый, поскольку считал сведения и впрямь жизненно важными для себя, а второй мотал на ус – мало ли что случится в Орде. Вдруг возникнет ситуация, когда потребуется надавить на Михаила Ярославича. Тогда-то и пригодятся звезды, но трепать о них языком следует с учетом выданного ныне прогноза, а потому надо запомнить как можно больше.
– Но уже восходит утренняя звезда Венера, именуемая здесь Денница, и в разгаре осени именно к ней сблизится Сатурн-Кронос. Тогда-то, княже, и тебе можно смело отправляться в путь-дорожку. Будет она доброй и обойдется без особых хлопот, – на оптимистической волне закончил Улан.
– Сызнова ждать, – вздохнул Михаил Ярославич. – Ох, боюсь я, хан осерчает излиха. А на замирье с Юрием полагаться неча – сами ведаете, что он с Ляксандрой Марковичем учинил, коего я с посольством любви и согласия отправил.
Сангре с Уланом не сговариваясь, разом кивнули. На изрубленное тело старого боярина, привезенное на днях в Тверь, было страшно смотреть. Причем по слухам, которым имело смысл верить, почин задал сам Юрий, а уж далее потрудилось его окружение и опять-таки под его неусыпным наблюдением. Таким образом тот повязал всех своего рода кровавой порукой – после учиненного навряд ли хоть кто-то из его окружения рискнет стать перебежчиком или предателем. А больше всех усердствовал бывший беглый тверской мытник Романец. Под конец он настолько разошелся, что вырвал голыми руками из боярской груди еще трепещущее сердце и бросил его под ноги Юрию. Ну а тот распорядился скормить его дворовым псам.
– Да вдобавок ко мне купчишки пожаловали, коим я задолжал, – продолжал Михаил Ярославич. – Ежели не расплачусь с ними в срок, они чего доброго в Орду на меня пожалуются, а Узбек до торговых гостей заботлив. Тогда и вовсе беда. А расплатиться с ними нечем. Половину отдать смогу, но не боле, да и то без единой куны останусь. И чем мне тогда в Орде доброхотов тверских одаривать?
– Доброхоты как раз и обождать могут, – возразил Сангре, внезапно решив не вынуждать князя первым идти на откровенность. Видно же, насколько человеку тягостно, так к чему вола за хвост тянуть. – А с купцами действительно расплатиться надо. Много ли долгов у тебя скопилось?
– Да тут не столь долг, сколь реза[21], коя на него набежала. Известно, когда приспичит, на все согласный, а после как прикинешь, хоть стой, хоть падай, ан назад не поворотить. Ежели мне бы ныне хотя бы с тысчонку гривен, а лучше полторы, я хошь бы резу им выплатил. Да и вам самое больше через пару лет отдал бы. Это ежели резу с меня малую возьмете. Ну-у, скажем, пятую гривну.
– А если весь долг посчитать? – осведомился Петр.
– Две с половиной, – поморщившись, ответил Михаил Ярославич.
Сангре присвистнул. Сумма и впрямь впечатляла. Даже дань с Тверского княжества тем же ордынцам, как он узнал от княжича Дмитрия, была на полтысячи меньше. И кроме того сам процент получался просто дикий – шкуродеры из российских банков отдыхают.
– А что, и столько возможете? – с надеждой в голосе поинтересовался князь и от волнения, схватив кубок, одним махом осушил его до дна.
«И не посмотрел, что мед вареный», – мелькнуло в голове призадумавшегося Петра.
Подумать было над чем. Две с половиной они одолжить не в состоянии – иначе сами без ничего останутся. А дать надо и притом именно сейчас. Не зря ж пословица гласит: дорога ложка к обеду. Но целая, а не её половинка. Разве что….
– Всё полностью мы тебе сейчас занять не в силах, – озвучил итог своих раздумий Сангре. – И рады бы, но никак. Расплатившись за меха, мы уже стали почти нищими, а отдав тебе две с половиной тысячи гривен сделаемся нищими без почти. Однако с купцами тебе надо полностью рассчитаться. Не зря ж ты их кровососами назвал. Год пройдет и твой долг из-за этой треклятой резы снова до полутора, а то и до двух тысяч вырастет. Поэтому ты к нашим двум тысячам присовокупи свои пятьсот и расплатись до последней куны. Такое наше условие. А мы с тебя за это в ближайшие два года не пятую, а только двадцатую гривну сверх долга возьмем.
– Вона как, – озадаченно протянул Михаил Ярославич.
Лицо его просветлело, и он благодарно посмотрел на Сангре. Однако спустя всего миг вновь помрачнел, призадумался о чем-то, а затем молча поднялся из-за стола и направился… к выходу.
Петр с Уланом, озадаченно переглянулись и, не зная как реагировать, но, понимая, что в любом случае надо проводить дорогого гостя до ворот, тоже привстали. Однако князь, дойдя до порога, развернулся и, заметив
