К концу первого дня совместного путешествия, вволю напившись воды из источника, спрятавшегося в распадке меж двух холмов, Сангре даже стал испытывать к сотнику симпатию – уж больно сладка оказалась родниковая вода. Да и сам Бурнак вроде бы добросовестно выполнял уговор, охранял, ограждал, оберегал.
Впрочем, истинная цена его добросовестности выяснилась во время первого же вечернего привала. Сотник был достаточно откровенен и особо не таился. Дескать, повстречайся они в иное время, все сложилось бы иначе и далеко не мирно. Но разосланные по всей степи гонцы оповестили о чем-то вроде большого сбора. Бурнак обязан был явиться к темнику Кавгадыю с пятью десятками воинов, а у него их как раз столько. Попытайся он взять товар силой и потеряй при этом хотя бы несколько человек, кары не миновать. А потерять, скорее всего, пришлось бы – и последовал косой взгляд на могучего Локиса и прочих. Да и к чему затевать свару, когда все гривны и без того, согласно уговору, будут принадлежать ему. Разве без мехов, да этих никчемных железяк – Бурнак кивнул на арбалеты. Но их приличный воин и в руки-то брать побрезгует, не говоря о том, чтобы сменять на них добрый лук.
Услышав про Кавгадыя, Сангре насторожился и, заявив, что он с первых минут почувствовал необъяснимую симпатию к Бурнаку, а за такое нельзя не выпить, подмигнул Яцко. Тот, мгновенно сообразив, прихватил Локиса и вместе с ним направился к арбам, прикупленным тогда же, в деревеньке, где они высадились на берег. Гигант литвин без видимой натуги ухватил сразу два бочонка, взвалив их себе на плечи, и, сопровождаемый восхищенными взглядами как сотника, так и его людей, невозмутимо притащил их к походному дастархану.
Мед Петр прихватил с собой по совету Янгалыча. Дескать, татары на мусульманский обычай не пить хмельного особого внимания не обращают. Во-первых, приняли они эту веру недавно, притом большая часть обращена в нее насильно. А во-вторых, Магомет запрещает пить лишь вино, получаемое из винограда, а у них в основном арака из кобыльего молока. Про нее же пророк умолчал. Посему и мед, также не имеющий к лозе ни малейшего отношения, они пьют за милую Душу.
Спустя еще полчаса развеселившийся сотник уже орал нечто заунывное, при этом зачем-то задрав свою плоскую рожу к небу и обращаясь к непосредственно к луне. Словно почуяв коллегу, откуда-то неподалеку отозвалась пара волков. Устав от его завываний, Сангре вспомнил про Лапушника и позвал его аккомпанировать.
– Для начала исполним то, что больше подходит к окружающей обстановке, – объявил Петр, глядя на застывшего в готовности подыграть паренька, и затянул: «Степь да степь кругом». Сотник затих, насторожился, но, услышав перевод Яцко, пришел в неистовый восторг. Пришлось следом исполнить и другую: «Ноченька мисячна». А затем и третью, из числа «белогвардейских». Разумеется, в исполнении Сангре степь была прошита не пулями, а стрелами. Словом, пошел контакт.
Правда, несмотря на то что гулеванили чуть ли не полночи, выудить из Бурнака какой-нибудь дополнительный компромат про Кавгадыя не удалось. То ли сотник ничегошеньки не знал, то ли остатки осторожности не покинули его буйную голову, а потому все его рассказы касались исключительно собственной личности. Так Сангре узнал, что Бурнак означает белоносый, поскольку он родился у дочери старейшины рода и потому его по обычаю положили рядом с белоносым псом. Но стоило Петру осторожно перевести стрелки на Кавгадыя, как сотник моментально умолкал или менял тему.
Однако лиха беда начало. И на втором вечернем привале Сангре все-таки исхитрился так напоить Бурнака, что тот разоткровенничался и сообщил пару любопытных фактов из биографии темника. Да и про Азамата тоже. Правда, с последним сотник был знаком шапочно. Несколько раз виделись, но водку, в смысле араку, вместе не пили и ничего общего не имели. Уж больно надменно держался Азамат, намекая на свое высокое происхождение – будто он чуть ли не чингизид, хотя и незаконнорожденный.
Сообщение Бурнака новостью для Петра не стало. Более того, он сам знал о чингизидском происхождении Азамата куда больше. Верно пели лиса Алиса и кот Базилио в детском фильме-сказке про Буратино. Для хвастуна и впрямь не нужен нож, ему немного подпоешь и делай с ним, что хошь. И он с помощью Улана выудил из прикованного к постели сотника много чего, включая факт, что его мать как-то переспала с великим ханом Менгу-Тимуром, дедом нынешнего хана Узбека.
А касаемо Кавгадыя… Петр, до поры до времени поддакивавший Бурнаку, наконец решился и невинным тоном сообщил, что на самом деле Азамат не погиб. Его подобрали, выходили и, хотя он в данный момент остался на Руси, но Сангре везет его послание, адресованное темнику. Кстати, как ему кажется, если Бурнак расскажет об этом темнику, тот его наверняка наградит за добрую весть. Судя по блеснувшим глазам сотника, стало ясно, что сообщить тот не забудет.
Поутру стало ясно, что они приближаются к основной ставке хана – татарские разъезды стали встречаться куда чаще. А спустя пару часов вдали показалось и широкое море самых разнообразных шатров, включая высокие белые, принадлежавшие самому Узбеку. Но туда Бурнак не поехал. Переговорив с одним из всадников, он махнул Петру рукой, указывая, где находится торжище, а на прощание поинтересовался, где именно он остановится.
Сангре пояснил, что помимо послания Кавгадыю он везет и другое, для тверского князя. И если тот пожелает отправить домой ответ, непременно задержит его, а потому самое простое – искать его у Михаила Ярославина.
Шатры тверичей долго искать не пришлось – они стояли недалеко от торжища, но наособицу от становищ прочих русских князей. Те кучковались ближе к его сопернику, Юрию Даниловичу. Причина понятна – судя по всему, Михаил Ярославич пребывал в опале, пускай и не явной, и прочие сторонились от него, как от чумного, дабы ненароком не заразиться.
Настроение у княжеского окружения тоже оказалось не ахти, начиная со слуг и заканчивая самыми ближними боярами. Сам Михаил Ярославич отсутствовал, поэтому Петр первым делом подался к старому знакомому Кирилле Силычу.
– Ну здрав буди, боярин! – весело завопил он, едва зайдя вовнутрь шатра и распахивая объятия. – Есть чем подкрепиться уставшему путнику военных дорог? А заодно возьми свой язык в руки и растолкуй мне коротенько за местные новости. Очень хочется знать, чего такого интересного в местном серпентарии творится.
Боярин кисло улыбнулся в ответ, да и объятия последовали какие-то вялые. Но рассказать о происходящем не отказался и более того, делал это с видимым удовольствием. Чувствовалось, человек не столько рассказывает, сколько отводит душу, возмущаясь творящейся несправедливостью.
Оказывается, Узбек, выслушав оправдания Михаила Ярославина, поначалу некоторое время
