Мэй фыркнула, услышав последние слова.
Роган возмущенно хлопнул в ладоши.
Быстрый Пай покачал головой, остальные мужчины нахмурились, но никто не проронил и слова.
– Итак, вмешались иимцы. Речь шла о спасении планеты. На Эльси нашлись люди, которые желали сохранить свою планету, – те, кто трудился вместе со мной в Бен-А-Эльси и в Белой пристани. Иимцы создали программы, способные выключить роботов. Люди из Птичьих отрядов – тех самых, которых создавали в Камлюках, – объединились с жителями двух свободных городов. Повстанцы, энкью и иимцы, все вместе смогли запустить две последние программы: «Хамур» и «Последний Клич», которые и выключили роботов. Надо отдать должное вам, людям, огромную роль в этом сыграли так называемые Птичьи отряды. Их так назвали из-за того, что в первоначальном плане они летали на птицах – новых летающих средствах передвижения. Командором Птичьих отрядов был легендарный Потрепанный Птах, смелый и умный воин. Храбрее и отважнее его мне не доводилось еще встречать. Он совершил самую сложную часть задания: внедрил программы «Хамур» и «Последний Клич» в девять серверов. А после отключения серверов спрятал девять ключей от девяти космических кораблей, практически лишив возможности большинству уцелевших синтетиков вернуться на Буймиш. Часть людей в Птичьих отрядах состояла из так называемых управляемых, или Инимайтов. Ты знаешь, как переводится слово «Инимайт», Тигаки? Это древний язык пастухов с пустошей Камлюки, этот язык использовали для кодировки программ.
Тигаки только покачала головой.
– Охотник. Оно переводится как «охотник». Инимайт амата. «Совершенный охотник» – вот так называлась программа по генной инженерии, которую создали в лабораториях Камлюков.
Тигаки ничего не ответила.
Тхан продолжил рассказ.
– Меня в этой битве смертельно ранили, и моя биоплоть не подлежала восстановлению. Оставалась плата, главная плата, несущая в себе программы моего интеллекта. Мой мозг, которому нужна была оболочка. И меня воссоздали в виде робота последнего поколения. Робот-свам. В таком виде я принес больше пользы энкью и моим людям, когда наступила последняя, решающая битва. Мои старые враги не сразу узнали меня в облике дракона. Даже Мара не признала, когда нашла спящим в ангаре Пятого сервера. Таким меня никто не признал. А когда-то мое имя наводило страх на многих синтетиков и на многих людей.
– Как тебя звали? – спросил Быстрый Пай.
– Тамагури-Таган.
– Да, это легендарное имя. Хотя сейчас почти не осталось легенд про робота, помогающего людям. Все забыто, – устало ответил Быстрый Пай.
Глава 18
Люк. Движение по программе
1Купол над Белым городом рассеивал свет Светила, делал его мягким и чуть-чуть перламутровым, как ракушки, которые можно было найти на берегу, около Соленой воды. К вечеру теплый свет наливался грозными алыми красками, густел у горизонта, и, когда раскаленный шар Светила катился вниз, пространство вокруг пылало, как огромный ритуальный костер.
С верхушки Белой башни мир казался тревожным и готовым к войне. Там, за невидимым куполом, за верхушками скал, за холмами, озерами и пустошами таились остальные восемь серверов, готовых проснуться и заработать.
Люк стоял на самом краю плоской крыши, у невысокого парапета, сложенного из квадратных белых камней, и смотрел вдаль, туда, где высились уцелевшие здания города. Он только что закончил смотреть еще один ролик, в котором говорилось о том, что Киберши разрушен, ее канцлер Морли-Тадина спаслась и теперь сотрудничает с державой Камлю (той самой, которую в простонародье называли Камлюки и которая после превратилась в пустыню).
Морли-Тадина, канцлер погибшей прибрежной страны, стала той самой Марой, которая попыталась захватить девять ключей. Теперь все стало на свои места, теперь Люк знал, что произошло на самом деле во время большой Железной войны.
Одно из последних сражений разгорелось тут, в Белом городе. Хозяин города, загадочный робот-синтетик Тамагури-Таган перешел на сторону людей, а вместе с ним и его команда из пяти умнейших синтетиков. Город стоял до последнего, и спасло его только то, что Потрепанному Птаху удалось запустить программу «Хамур», а потом «Последний Клич». Обе эти программы были запущены с Девятого сервера, того самого, в котором сейчас находился Люк.
Уцелела лишь западная часть Белого города, где находились энергетические башни и само сердце сервера, его главные пульты управления. Весь восточный край сгорел, и с высоты башни Люк мог рассмотреть заросшие низкими кустами развалины. Они находились сразу за второй посадочной площадкой, белый камень стен по-прежнему хранил свой чистый цвет, и казалось, что это просто какие-то низкие строения.
Раньше на востоке города находились школы, и Люк хотел проверить и посмотреть, что же на самом деле сохранилось.
Теперь, когда заветное слово «бьярнатль» запустило в работу программу управления драконами, ничего не стоило подозвать к себе машину. Люк свистнул, и один из новеньких дракончиков поднялся в воздух. Ловкая блестящая машинка сделала плавный круг, раскинув отливающие синими всполохами крылья, и замерла у самого края парапета. Люк проворно забрался по подставленному крылу и полетел на восток, к разрушенной части города.
Его называли «Белой пристанью драконов», и весь он был словно создан для этих прекрасных машин. Башни с плоскими крышами, высокие мосты, под которыми так удобно было пролетать, зарядные энергетические конусы, взмывавшие в небо на немыслимую высоту и накапливающие энергию Светила. Синекрылая машина Люка подлетела к одному из таких конусов, легко провела боком, чуть прикасаясь, и драконья чешуя заискрилась, засияла синими бликами. Дракон получил нужную энергетическую подпитку и с удвоенной скоростью понесся под фиолетовым куполом неба.
Вторая посадочная площадка для драконов была просто огромной. Над ней уже не летали круглые светящиеся шары-светильники и не горели большие прожекторы, установленные на арочных мостах вокруг площадки. Сами мосты оказались разрушенными, а в траве по краям площадки Люк различил какие-то обломки.
Время скрыло уродливые шрамы недавней войны, и высокие травы спрятали следы былых разрушений. Тем не менее Люк теперь понимал, почему драконы не пользовались большой посадочной площадкой. Ее гладкое покрытие из металлического сплава вспучилось большими пузырями, местами потрескалось, а с одного края и вовсе отсутствовало, открывая темнеющую, вспоротую землю.
Трава в том месте не росла, и земля походила на жуткую, запущенную рану.
За большой посадочной площадкой находились ангары, но от них тоже мало что осталось. Провалившиеся крыши, разрушенные каменные стены, выбоины на широкой дороге, ведущей к ним. От синих столбов остались всего лишь развалины, похожие
