— Знаю, что ты не шутишь, — буркнул Дассем. — Отлично. Клянешься отводить свою руку, пока я не доберусь туда?
— Я буду… сдерживаться.
Юноша вежливо кивнул: — Хорошо. Я уезжаю немедля. — Он вышел сквозь отверстый дверной проем.
В опустевшем мавзолее воцарилась тишина. Сюда доносились лишь слабые звуки шагов и скрип тележных колес на соседних улицах.
Потом долгое тихое хихиканье отразилось от камней. Сухая рука — жилы на белой кости — метнулась, будто бросая вдаль дротик, и труп распался, превращаясь в облако праха под гнилой одеждой.
* * *Пинок вернул Ребена к темноте и мерзостному вкусу во рту. Он схватился за нож, который немедленно отняли. Скривился, фокусируя взгляд на парне, державшем его за рубаху, и шлепнул по руке. — Чего надо, поимей тя Бездна?
Дальхонезец снова встряхнул его. — Лодка отходит.
— Нет не отходит, дери тя боги.
— Почему?
Рука отпустила его, Ребен упал на берег, поразившись сильной боли в спине. — Карантин насчет заразы. Речные ворота перекрыты. Никаких плаваний по реке, ни вверх ни вниз.
Дальхонезец тихо выругался и чуть отошел от него. — Проклятие… Ну ладно. Прости за беспокойство. — Тяжелая монета упала на грудь, он сжал ее, морща лоб. Помахал вслед незнакомцу, легко вспрыгнувшему на причал, и поднял монету к слабому свету. Вот так поворот. Напали ночью, но не ограбили, а дали денег. Такое первый раз. Он застыл, различив блеск золота и незнакомый оттиск. Из какой древности она пришла?
Дассем направился к южным воротам Внешнего Круга, так называемым Горным — возможно, название было связано с горами Канезе на дальнем юге. Закутанная Нера была крепко прижата к груди.
Вошел в ближайший к воротам торговый дом, постучал в двери. Открыли далеко не сразу. Толстый бородач в ночной сорочке слепо мигал. — Чего нужно, во имя Защитницы?
— Нужен транспорт. Фургон или телега, желательно с навесом. И лошади.
Приказчик облизал губы, рука схватилась за густую бороду. — До утра не подождет?
— Нет, нельзя.
Приказчик закатил глаза. — Почему я всегда первый? Ладно. Но сначала поглядим монету.
Дассем сунул руку в мешок, достал кошель. Мужлан развязал его и поднес к фонарю. Брови взлетели к самым нечесаным волосам.
— Сколько нужно, — сказал Дассем.
Приказчик почти ошеломленно всматривался в него, очевидно, ища следы крови от недавнего грабежа. Оглядел улицу, будто ожидая появления грохочущей стражи. Ничего не увидев и не услышав, резко повел плечами, вышел и поманил Дассема. — Сюда.
Они прошли в конюшню напротив. Даже во тьме Дассем увидел, что повозка сверху донизу расписана багровой и золотой краской. — И что это?
— Старая вдова купила ее для паломничества по всем святыням Бёрн на восточных дорогах. Чтобы получить заслугу и осчастливить детей и внуков.
— Итак, ты не можешь ее продать?
— Могу. Она померла за день до отъезда. Мне от этого фургончика одна помеха.
Дассем осмотрел дрянную повозку, хотя цвета резали глаза, и кивнул. — Превосходно. Беру. И двух лошадей.
Торгаш сжал кошель в руке. — Достаточно одной.
— Хочу двух.
Зубы приказчика сжались, однако он вздохнул: — Хорошо.
— И брось туда припасы. Бочонок воды и корма для лошадей.
— Пойду будить мальчишек…
* * *Уже рассвело, хотя солнце еще не вышло на небеса; броско раскрашенная повозка о двух лошадях остановилась у заново отстроенных ворот. Полусонная стража заморгала, созерцая странное явление. Один толкнул другого: — Эй, Хурст… в городе карнавал?
Хурст встал, кряхтя и топая ногами. — Очень похоже, Раф. — Он ухватился за древко алебарды восьми локтей длиной, уныло буркнув: — Ворота закрыты.
Высокий тощий дальхонезец отошел от лошадей. — Так открой.
Хурст удивленно глянул на компаньона, фыркнул и сплюнул. — Запрет. Приказ Защитницы. Проваливай.
— Я и намерен проваливать — на юг.
Хурст прищурил один глаз. — И каким это образом?
— Через ворота.
Второй стражник вынул из кармана персик, надкусил, подмигивая Хурсту. Тот кивнул. — Ага. И как ты намерен через них пройти?
— Когда вы откроете.
Раф фыркнул, не прекращая жевать.
Хурст понимающе подмигнул приятелю и постучал пальцем по виску. — О как… И чего бы нам?
Дальхонезец глубоко вдохнул, возводя взор к розовеющему небу. — Потому что я Меч Худа.
— Неужто? — сказал Хурст, преувеличенно морща лоб. — Доказать можешь?
Теперь нахмурился дальхонезец. — Доказать? Как?
Хурст пожал плечами. — Не знаю… Может, убьешь кого?
Раф подавился персиком, хрипло хохоча; постучал себя по бедрам и с трудом проглотил. — Убьешь кого. Вот это круто.
Дальхонезец перевел взгляд с одного на другого, вздохнул, опуская плечи. Потер лоб. — Понятно, — сказал он как бы себе самому. — Моя ошибка. — Порылся за поясом и достал мешочек, открыл и явил утреннему свету два блестящих кругляша.
Хурст с товарищем рванулись, изучая монеты. Затем отступили. — Чо думаешь? — шепнул Хурст.
— Еще два.
Хурст кивнул. — Верно. Еще два.
С новым вздохом юноша вынул две монеты. Хурст вытянул руку, приняв мзду, обернулся к Рафу, но вдруг застыл, упираясь руками в бока. — Что за ветерок я чую? Ты что, снова оставил ворота отпертыми? Позор тебе. Сколько можно твердить? Ты рожден в сарае или еще где?
Раф доел персик и отбросил косточку. — Прости, Хурст. Кажись, я отвлекся на карнавал и так далее… ну пойду погляжу.
Стражники втянулись в тоннель проезда. Дассем схватил лошадей под уздцы и повел следом. Одна громадная створка была распахнута. Он толкнул еще, провел наружу фургончик. Стража стояла по сторонам.
— Знайте, я действительно Меч Худа, — сказал он Хурсту.
— О да. А я племяш Бёрн.
Дассем набрал воздуха в грудь, понимая, что сказать ему нечего. Закрыл рот и повел повозку, качая головой. Кривоватые деревянные колеса скрипели, подпрыгивая на камнях.
Сзади Раф жаловался товарищу: — Знаешь, ты прав. Я именно что рожден в сарае.
Он обратил взгляд на юг, на жестоко разбитую грязную дорогу. По ней Чулалорн Третий привел год назад армию, только чтобы она отступила, бросая мусор, инструменты и оружие, теряя сапоги.
Нера лежала в повозке, укрытая задубелыми рогожами, завернутая в одеяла. Она еще потела, но он уже не страшился жара: сам Серый Бродяга заверил своего слугу, что не протянет руку, посулил спасение. Но в какой форме придет спасение, он не знал. Помнил лишь название.
Мертвый Дом.
Глава 6
Танцор сидел за столиком "Смешка" и вострил ножи. Утром заведение отличалось тишиной — впрочем, как всегда. Рядом сидела Неумеха. Откинулась вместе со стулом и качалась, упираясь в стол ногой. Чай успел остыть, забытый в выщербленной каменной чашке. Он обрабатывал уже седьмое лезвие, закончив с оселком и перейдя на тонкую шкурку. Завершив обе кромки, несколько раз провел мягкой кожей, бездумно крутя нож. Ритуал, который для него граничил с медитацией.
Неумеха долго следила за ним. Наконец подала голос: — Не беспокойтесь. Он вернется.
Танцор сурово опустил уголки рта и метнул на не взгляд. — Кто?
— Ваш партнер — он всегда появляется, рано
