донести это до всех.
Яна была далека от того, чтобы корпеть над интерпретацией этой прощальной улыбки лейтенанта. Она чувствовала себя усталой и разочарованной. Она мимоходом приласкала обрадовавшуюся ее появлению Джемму и, сняв с себя костюм, уселась в кресло, разминая ноги. Потом накинула халат и, зная, что так скоро не уснет, принялась готовить кофе. Ясность ее сознания, минуту назад затуманенного, взбаламученного эмоциями, теперь, кажется, достигла пугающей остроты. Яна намеревалась поработать с картами. Она чувствовала, что не успокоится, не уснет, пока не прояснит для себя хоть что-то. Раздражение против Копелева, вообще против любого, кто легко может лишить жизни себе подобного, придало ей энергии и странным образом освежило. И хотя ее тело протестовало, разламываясь на части от усталости, сознание функционировало бодро, живо, целеустремленно.
Перелив кофе из джезвы в чашку и вставив в угол рта сигарету, Яна расположилась с картами в кресле перед журнальным столиком. Она выбрала карту «Взгляд в прошлое».
Возможно, думала она, ей посчастливится увидеть, как все еще только складывалось в мозгу убийцы. Она накрыла карту рукой, опустила веки. Тепло долго не шло. Яна уже стала тихонечко проклинать себя за это судорожное желание ясности, императивом вставшее перед нею. Ей нужно было расслабиться, уснуть, забыться хоть на время, вместо того, чтобы сидеть вот так с закрытыми глазами и видеть только ночную тьму, тьму внутреннюю, так похожую на ту, что окружала ее дом, ее город, ее планету, медленно вращающуюся в ночном космосе, вместе с галактикой, вместе со звездами, созвездиями, с черными дырами, перетекающими неслышно в эту ночь, в ее домом, в ее мозг…
И тут жутким контрастом этому мраку и обмороку, расплавляющему мозг, превращающему его в мягкую паутину слабо шевелящихся извилин, вырастающих в плавники и водоросли, взлетел столб белого огня. На фоне мрака он выглядел чудовищно, нестерпимо ярким. Когда же этот молниеносно взмывший гейзер поутих, разлился, полностью подчинив себе темное пространство, его накал стал быстро ослабевать, и волны, исходящие от него, становились с каждой секундой все более прозрачными, теряли силу свечения, успокаивались, и вскоре Яна уже смогла различить предметы обстановки, плывущие в волнах полуденного света. Это была просторная комната, наполненная лучами и смехом. Яна ясно слышала смех. Часто ее видения проходили в гробовом молчании, а тут этот звонкий шаловливый голос! Женский. И вслед за ним, из белесоватых клубов света выплыл стройный гибкий силуэт. Тонкая голубая материя текла с бедер на пол, застеленный ковром. Яна узнала девушку. Это была Женя. Полуобнаженная. Ее маленькая грудь задорно торчала, увенчанная розовыми сосками, рот смеялся. Запрокинутое лицо озаряла беззаботная радость. За ее нагой спиной убегал вдаль неприхотливый сельский пейзаж, с едва оперившимися первой листвой деревьями. Яна отвлеклась от пейзажа, затягивавшего ее взгляд как в воронку. Ей стоило огромных усилий перевести его на девушку. Яна видела Женю сквозь тонкую дымку, очертания ее фигуры то и дело растекались, лицо расплывалось. Яна немного опустила взгляд. И тут перед ней, напоминая диковинный лес, выросли мольберты с холстами и листами бумаги. На них угадывались знакомые контуры и черты – везде была изображена одна и та же девушка. Рисунки, картины, робкие эскизы, законченные работы. Яна увидела рисующую руку, мужскую, несколько суховатую, но с изящными, длинными пальцами и наманикюренными ногтями. Яна не могла отделаться от ощущения, что уже где-то видела эту руку. Интерьер не отличался шиком. Наоборот, это была скромная хижина, то ли специально, то ли в силу каких- то причин обставленная сдержанно и просто. Внимание Яны привлек стол, заваленный бумагами и книгами. Она пробовала прочитать название хоть одной. И ей это удалось. Буквы были латинские. «Rutebeuf. Poemes de l`infortune et autres poemes». На белой глянцевой обложке. Чуть ниже располагалась фиолетово-голубая вставка, на которой схематично было изображено одутловатое лицо мужчины в парике. Завитые букли, которые носили в восемнадцатом веке. Яна «посмотрела» вправо, увидела уголок зеленой книги, с золотой каймой, названия она прочесть на смогла – на книге высилось еще несколько фолиантов. Обложка самого верхнего была скрыта под взрыхленным морем исписанной бумаги.
Яна перевела дыхание – видение требовало много сил. Она снова подняла взгляд, но девушки на месте не было. Яна хотела «повернуться», чтобы найти ее, но картинка стала опадать волнами, тускнеть и через минуту глаза Яны не различали ничего, кроме размытых очертаний комнаты, которые погасали с поразительной скоростью и легкостью.
Яна открыла глаза. Заливающий комнату бронзовый свет казался теперь темнее и гуще. Словно видение, прорубив окно в другой, воздушный и лучезарный мир, оттенило гнетущую тяжесть настоящего, всего, что видится земным зрением.
Яна выкурила еще одну сигарету, допила кофе и, полная легкой досады и недоумения, решила «поработать» с «Джокером» Это потребовало бы от нее половины тех сил, что она затратила со «Взглядом в прошлое». Яна достала карту, на которой хитро улыбающийся полумесяц выдувал ветер, и, накрыв ее рукой сосредоточилась на поставленной задаче. Она не могла сформулировать ее предельно ясно и детально. Ибо «Джокер» всегда приносил ей сюрпризы. Яна задавалась целью узнать что-то такое, что сдвинет с мертвой точки расследование. Она запрокинула голову, стараясь ни о чем не думать, а только ждать. И дождалалась.
Лазурный небосклон сиял так, как он может сиять только в тропиках. Эта догадка подтвердилась, потому под его палящей голубизной возник рыжий берег, усеянный бамбуковыми хижинами и пальмами, качающимися на ветру, подобно огромным зеленым опахалам. Вдалеке, на истошной синеве залива, окаймленного мягкой линией пляжа, мелькали серфингисты. У самого горизонта, похожие на замерших чаек, белели яхты. Яна ощутила во рту свежий и прохладный вкус мартини. Кубики льда мелодично звякнули в стакане. Потом вдруг она очутилась на залитом светом пляже, оживленном, изобилующем бикини и весело беснующимися детьми. Бармен, улыбчивый мулат смешивал коктейли и было так трудно уследить за его ловкими, стремительными пассами, что у Яны даже закружилась голова. Лицо парня виделось неясно, словно сквозь влажную горячую дымку испарений. На нем была цветастая рубашка, он что-то суетливо говорил. У стойки разлеглась жирная, истекающая потом тетка, в шортах, трикотажной футболке и с ярким венком на груди. А кругом визжали и смеялись дети…
Дама под широкополой белой шляпой, касаясь плечом плеча своего мускулистого загорелого друга, вальяжно полулежала на шезлонге. Яна видела выбившуюся белокурую прядь, сбегающую на спину женщины и ее четкий, настороженный профиль. Парень был в бейсболке. От смотрел вдаль, не обращая внимания на подружку. Порой его ленивый взгляд падал на девушек, затеявших волейбольный матч возле пенной кромки, которую море с тоскливым постоянством выбрасывало на берег.
Яна зевнула – ей казалось, что она видит сон и она с удивлением обнаружила, что явленные ей Гаваи или Ямайка – очередной сюрприз «Джокера». Она не знала, что делать с этой причудливой и при этом такой лубочной картинкой. Она зевнула, усмехнулась банальности виденного и отправилась спать.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Но настоящим сюрпризом для нее стало то, что на следующий вечер, придя в «Мадрид», как и в прошлый раз в парике и с несвойственно-ярким макияжем, Яна встретила там Ваксмахера, сидящего за столиком в компании с брюнеткой, которую Яна видела в казино. Столики были все заняты и Яне пришлось расположиться за стойкой. Она села на высокий табурет с кожаным сиденьем, заказала выпивку и стала ждать. Слышать Ваксмахера она не могла, поэтому ограничилась наблюдением. Настроение у парочки, видно, было не ахти какое. Энергично обсудив что-то, они застыли в гордом молчании. С напряженными лицами они поглощали ужин. Ваксмахер порой кидал вокруг короткие, нетерпеливые взгляды, словно царящая в кафе бездумная сосредоточенность на еде и всеобщий, способствующий хорошему пищеварению интерес к приятным пустякам, обсуждаемым за столами, повергали его в глубокое раздражительное недоумение.
Яна в эти мгновения отводила взгляд, беззаботно крутя носком туфли и обозревая ровные, сверкающие стеклом ряды бутылок, в которых дремала драгоценная влага. Яна ждала перемены декораций, предчувствуя их повергающую ее в отчаяние неизменность. С чего бы это Ваксмахеру пересаживаться за другой столик, а девушке уходить? Зал битком, да и бармен не тот, что виделся Яне. Теперь это был костлявый шатен с острым подбородком и бегающими глазками. Он тоже был облачен в болеро, но это не меняло дела.
Джемма, взятая Яной на всякий случай, скучала на улице. Яна мысленно разговаривала с собакой, успокаивая ее и обещая в скором времени ею заняться. Джемма великолепно понимала Яну, она могла идти по улице вдалеке, на таком расстоянии, на котором ей мысленно приказывала Яна. И как только та давала
