А зачем, спрашивается, получать опыт того, кто настолько не ты?
Во-первых, ради того, чтобы более чем безопасно выйти за рамки себя.
А во-вторых – и это мое личное во-вторых – можно нащупать связь между тем собой, который вступает в игру, и тем, который ее заканчивает.
Потому что игру всегда проходит кто-то другой. Кто-то, до кого нам необходимо достраивать себя с помощью правил и временны`х ограничений, потому что мы не в состоянии быть этим кем-то все время, мы можем выдержать только небольшой отрезок, зато уж достраиваем себя изо всех сил. Вы никогда не замечали, что дети, играющие в «казаков-разбойников», бегают гораздо быстрее, чем те же дети на уроке физкультуры? А какая осанка делается у восьмилетней девочки, надевшей «платье испанской инфанты», даже если оно воображаемое? А сами вы не были разбойниками и принцессами? Все то время, что шла игра?
Из игры выходит кто-то, кто только что при определенных условиях имел куда больше ловкости, азарта, удачи, соображения, – чем тот, кто в эту игру вошел. И опыт обладания всем этим, пусть на короткое время и на определенных допущениях – остается.
И этот опыт лежит в основе любой личной силы.
Личная сила – это такая штука, которая позволяет достроить себя до чего угодно. И заниматься чем угодно, даже играть в мяч за день до конца Света, потому что чем это занятие, собственно, не годится для конца Света.
И тогда есть вероятность, что в процессе придет этот самый Свет и спросит: «Играешь, да? А какой счет?» И, заигравшись, забудет про намечавшийся Апокалипсис.
Я: А теперь поговорим о самой игре, вернее, о том, какой именно должна быть игра, чтобы всерьез заинтересовать мироздание как участника. Давай начнем вот с чего: что для тебя игра как таковая и литературная игра как ее частный случай. Я считаю, пора об этом рассказать.
М.Ф.: Игра для меня в первую очередь полигон для тренировки, испытаний и экспериментов на тему «Свобода воли. Где она в нас запрятана, на кой сдалась, и как ее проявлять».
Потому что повседневная жизнь условно обычного человека все-таки в первую очередь череда необходимостей, осознанных и не очень. Начиная от пробуждения и заканчивая вечерним умыванием.
Тогда давай я немного разобью вопрос на части. Часть первая: в игре прежде всего есть правила. Какова их функция и каковы законы, по которым они возникают и соблюдаются?
Да, совершенно верно. В игре есть правила, без правил не будет игры. Потому что игра – это, грубо говоря, всегда создание новой реальности. При том, что физически старую (повседневную) реальность никто не отменял.
Чтобы отличить одно от другого, нужно выстроить между ними границы. Правила игры – это границы и есть.
В обычной жизни не нужно бросать кубик прежде, чем мы выйдем из дома. Не нужно брать наугад несколько разноцветных картонок, чтобы выяснить, богаты мы сегодня или бедны. И так далее.
В новой реальности свои законы, и правила оговаривают их.
Эти правила новой реальности избыточны. То есть, грубо говоря, для выживания они нам не нужны.
Правила игры нужны только для создания и поддержания в устойчивом виде пространства самой игры – новой реальности.
Это на самом деле очень красивый момент: когда человек сам, своей волей выбирает играть в игру и соблюдать ее правила, не нужные ни для чего «полезного», а только для самого факта существования игры, с единственной (священной) мотивацией: «мне интересно», он настолько отчетливо выходит за пределы повседневной биологической необходимости, что становится немного больше, чем «просто-человеком».
А становиться немного больше – ровно то, для чего каждый из нас рожден.
Жизнь – это процесс роста. Если мы не становимся все больше и больше, значит это какая-то не совсем жизнь. Зомби-апокалипсис – это совсем не так весело, как в кино. Это довольно скучно. Зомби-апокалипсис – это повседневная стагнация в рамках прагматических необходимостей. Но одно режиссерами кинофильмов точно подмечено: утробный вой «мозги, мозги». Ум, и правда, довольно плохо реагирует на длительное отсутствие в жизни игры. Ему это не на пользу.
Мне кажется, способность к игре и способность к мышлению – это одна и та же способность. То есть в их основе лежит один и тот же механизм.
Современная психолингвистика вообще утверждает, что мышление человека сделало гигантский скачок с того момента, когда человек научился не только говорить, но и врать. То есть излагать внятно то, чего не было. Вещь абсолютно необходимая для конструирования миров вообще и игры в частности.
В сборниках, о которых мы говорим, очень много про игру. И в том числе литературную, по правилам постмодернизма. Берем заведомо драгоценный набор и раскладываем его иным – действительно иным – манером, прежде всего нарушая причинно-следственные связи и снова их восстанавливая, но уже совершенно иначе.
Можно сказать, что это поиск новых ассоциативных цепочек – на месте упраздненных старых. Можно это сказать об игре?
Ну например, да.
И поиск новых, и утрата старых.
В этом смысле, игры могут быть очень, как сейчас говорят, терапевтичны: помогают разрушить старые сковывающие на разных уровнях цепочки ассоциаций и заменить их новыми. Поэтому без создания новых точно не обойдешься. Нельзя старое, как бы оно ни мешало, заменить ничем, пустотой.
Замечу в скобках, что по-прежнему считаю это главной задачей искусства – строительство новых ассоциаций.
Мне очень нравится твое определение главной задачи искусства как строительство новых ассоциаций.
Потому что это же натурально строительство будущего из настоящего.
Закладка фундамента новых будущих норм.
Без новых норм будущее наступит только календарно. А на самом деле, конечно же, не наступит, как не наступило сейчас – при всем изобилии технических новшеств и связанных с ними возможностей. Сейчас все еще прошлое, вторая половина двадцатого века, причем уже изрядно подкисшая и подгнившая, вот что я хочу сказать.
То есть, помимо всего прочего, игра дает возможность. В самом широком плане.
Возможность – о да.
Так вот, об игре как поиске других способов взаимодействия. В первую очередь, игра – практика старого доброго способа взаимодействия: договорного. Когда все четко о чем-то договорились и честно выполняют свои обязательства. В повседневной жизни у людей с этим довольно сложно, будем честны.
А тут, понимаешь. Как договорились, так все и делают! Все полтора часа, пока длится игра!
Я смеюсь, но это на самом деле круто.
Правда, круто: выполнять взятые на себя обязательства, не отступая от них, пока длится игра (потому, наверное, исполнение правил игры и становится возможным для всех, что это испытание ограниченно
