Во дворе было пусто, а из приоткрытых дверей слышался стук каблуков.
Надя, сама не веря, что делает это, вошла в храм.
Все внутреннее пространство занимал амфитеатр, ровно разделенный на две части. Справа стоял деревянный помост, на котором жрицы разучивали танец. Слева стоял алтарь. Над ним возвышалась статуя. Надя не сразу угадала в ней Роджера. Бог мертвых был в доспехах, в правой руке держал свой слишком изящный меч, в левой — песочные часы. На плечи наброшен плащ, и лицо нельзя рассмотреть в тени глубокого капюшона.
В проходах между скамьями стояло много подсвечников, все в потеках остывшего черного воска. Пахло медом и древесной стружкой. Никем незамеченная, Надя сделала пару шагов, присела на край скамьи напротив помоста.
— Кто здесь? — спросила, прищурившись и вглядываясь в темноту одна из жриц.
Надя смущенно поднялась.
— Простите! Я не знала, что сюда нельзя…
Она собиралась выйти, но женщина ее остановила.
— Постой, девушка! Случайные люди не ходят сюда. — Она улыбнулась. — Подожди, я поднимусь к тебе!
Ей было около тридцати. Светловолосая, как все южанки, у нее были синие глаза и выгоревшие до белизны брови и ресницы. Черное шелковое платье удивительно шло блондинке.
— Меня зовут сестра Стерр. А тебя? — спросила она на аринском.
Царевна решила в этот раз не лгать.
— Надя.
Жрица осталась невозмутимой. Она села рядом, вытянула ноги и помяла уставшие щиколотки. Посмотрела на царевну с любопытством.
— С утра разучиваем. Тебе нравится?
Царевна неуверенно кивнула. Жрица улыбнулась.
— Ты откуда, Надя?
— Из Каста.
Сестра Стерр кивнула. Расспрашивать не стала.
— Вы хорошо говорите на аринском, — сказала Надя.
— В наш храм приходит много девушек из лесных городов. С моей стороны невежливо не знать их языка. Что привело тебя к нам? Тебе нужна помощь?
Надя улыбнулась.
— Спасибо, сестра, не нужно. Я просто увидела храм и захотела зайти. Простите, если я вас отвлекла…
— У нас не бывает случайных людей, Надя, — повторила жрица. — Пойдем, я покажу тебе все!
Они прошли через сцену к алтарю и остановились у безликой статуи.
— Знаешь, как Анку стал богом смерти?
Надя отрицательно покачала головой.
— Когда Ян и Ина сотворили первых богов, первых людей, первых животных и посеяли зерно Великой Яблони, они позвали своих детей, богов-сиблингов, и сказали: «Вот ваш дом. Заботьтесь и любите его во славу нашу. Вот вам монета, зерно, зеркало, камень, клубок нитей и ножницы. Возьмите каждый, что по нраву, и правьте».
Стали первые боги делить: кто чем будет править.
Ярок, как самый старший брат, выбирал первым. Взял он монету.
«Будешь править небом и небесными светилами, Солнцем и Луной — сказал Ян. — Для этого нужна мудрость, смелость и сила».
Второй подошла выбирать красавица Марина. Взяла она зеркало.
«Будешь править морем, реками и дождем, — сказала Ина. — Быть им прекрасными и изменчивыми, как ты сама».
Ард-кузнец выбрал камень. Вали — зерно. И вот остались у стола Анку и его сестра Мокошь.
Анку был самым младшим, самым добрым и самым красивым из богов. Мать Ина любила его сильнее всех детей, а потому накануне выведала у супруга, что какой предмет значит, отозвала Анку в сторону и тихо шепнула: «Сын мой любимый, когда начнешь жребий выбирать, что хочешь бери, лишь ножниц не трогай. Кто ножницы возьмет, тот до конца времен останется одинок и ненавидим».
Стоит Анку перед столом, а на столе лежат ножницы и клубок ниток. Посмотрел Анку на сестру, и сердце его доброе сжалось от жалости. Протянул он руку и взял ножницы.
Заплакала Ина, тяжело вздохнул Ян.
«Что ж, сын, — сказал отец богов, — суждено тебе до конца времен быть Смертью. Сестра твоя будет плести из нитей судьбы всего сущего, а ты будешь эти нити пресекать. Женщин, детей, стариков и мужчин, у каждого ты рано или поздно отнимешь самое дорогое, что есть у них — жизнь, и проклянет тебя каждый…»
Ничего не сказал на это Анку, повернулся к брату, Арду-кузнецу, хозяину земных недр:
«Выкуй мне двенадцать железных обручей и надень на мое сердце!..»
Молчали. Жрица выдержала эффектную паузу. Надя смотрела на статую у алтаря, оглушенная услышанным.
— Приходи, если захочешь узнать больше о нашем боге, — подытожила жрица. — Поверь, он не так страшен, как о нем говорят!
— Я знаю.
Жрица вернулась к сестрам на сцене, а Надя задержалась у алтаря. От стыда и разочарования в себе она не могла дышать.
«Нити или ножницы, девочка?» — спросил ее Роджер.
Царевна зажмурилась, чувствуя, как горят щеки и холодеют руки.
Значит он, выбравший ножницы, такой увидел ее в том лесу?! И как ей жить теперь? Как взглянуть ему в глаза при встрече?
«А будет эта встреча?»
Только сейчас, стоя перед пустой статуей, она вдруг поняла, как ей не хватает его. Странное было чувство.
Она честно старалась выбросить Роджера из головы последние дни. Он не человек, у него свой путь, у нее — свой. Пусть разочаровывается в ней, пусть бросает. Что с того, если они больше никогда не встретятся?
От этой мысли подкашивались ноги.
Надя запретила себе ходить в храм. Чем меньше воспоминаний о Роджере, тем лучше. Он сам решил оставить ее, ей же лучше!
Но прошел день, прошла неделя… Странное новое ощущение не покидало ее. Словно в груди поселился противный верткий хорек, он все крутился, толкался, царапал душу. Он не давал дышать в полную силу, отравлял любую радость. Не хотелось есть, не хотелось спать, и восторг от нового города, от долгожданного моря и новых встреч — обесцвеченный.
Перед сном, лежа в кровати и всматриваясь в черные силуэты яблоневых веток, царапающих окна, она звала его.
«Роджер! Ты ведь слышишь, когда я к тебе обращаюсь,
