По окнам скользнул свет, и Йозеф осмелился снова выглянуть. Штурмовики! Они направляются к школе!
– Они идут! – сообщил он. – Нужно бежать.
Мать подхватила Рут и пошла к выходу, но Йозеф ее остановил. В школе была только одна дверь, и нацисты наверняка воспользуются ей.
– Нет! Сюда! – прошептал он.
Пригнувшись, он поспешил вглубь классной комнаты, туда, где было окно. Они могут вылезти и побежать к лесу.
Йозеф попытался повернуть шпингалет. Но его заело! Йозеф оглянулся, увидел лучик света в коридоре, услышал знакомую немецкую речь. Они должны выбраться отсюда!
Йозеф ударил локтем по стеклу, и оно разбилось. Из коридора донеслись крики. Тогда он в панике выбил торчавшие из рамы осколки, услышал треск рвущегося рукава пальто и почувствовал, как что-то холодное и острое впилось в кожу. Но думать об этом времени не было. Йозеф помог выбраться сначала матери, потом подал ей Рут.
– Скорее, скорее! – твердил он, еще не выскочив в окно.
Мать подхватила Рут и побежала к темноте леса. Чемоданов при них не было: их пришлось оставить давным-давно. Но пальто Ландау так и не сняли, несмотря на то, что лето было в разгаре. На этом настаивала мать.
– Вот он!
Луч фонаря нашел Йозефа. Послышался выстрел, и пуля сорвала кору с дерева менее чем в метре от него. Йозеф в панике споткнулся, но удержался на ногах, выпрямился и продолжил бежать. Позади кричали друг на друга штурмовики, вернее, лаяли, как псы в погоне за лисой.
Они учуяли запах и теперь идут по следу. И не угомонятся, пока не поймают всех.
– Впереди дом! – крикнула мать, сворачивая на узкую тропинку. Йозеф обогнал ее у самой двери. Они подбежали к маленькому французскому сельскому дому с окнами по обе стороны от двери и трубой сбоку.
Йозеф уловил слабый запах дыма, тянущийся от кухонной плиты. В окне дрогнула занавеска. Там кто-то есть!
Йозеф заколотил в дверь и в отчаянии оглянулся. Три луча плясали на дорожке за их спинами.
– Помогите! Пожалуйста, помогите! – лихорадочно шептал Йозеф, продолжая стучаться.
Никто не ответил. В доме не загорался свет.
– Стоять! – донесся молодой голос.
Йозеф обернулся. Перед ним стояли четыре немецких солдата. Трое светили в лицо фонариками, отчего Йозеф зажмурился. Но все же видел достаточно хорошо: двое целятся в него из винтовок. Третий сжимает в руке пистолет.
– Руки вверх! Поставьте ребенка, – приказал штурмовик матери.
Рут пыталась цепляться за нее, но та сделала, как велели.
Йозеф внезапно осознал, что правая рука почти ничего не чувствует, а рукав залит кровью. Порезался об оконное стекло! Сильно. Он зажал рану и едва не потерял сознание от слепящей боли.
Рут плакала, опустив голову, но подняла правую лапку игрушечного кролика и сказала:
– Хайль Гитлер!
Солдат рассмеялся, а Йозеф, превозмогая боль в руке, подумал, что, может быть, их отпустят. Но второй скомандовал:
– Документы!
Дело плохо. Они попали в беду. На бумагах стояла большая буква «Е», начальная в слове «еврей».
– Мы… у нас нет бумаг, – пролепетала мама.
Один из солдат показал на нее, и штурмовик с винтовкой подошел и обыскал их карманы. Быстро нашел документы матери и Рут. И так же быстро вытащил бумаги Йозефа.
Солдат принес их штурмовику с фонариком, и тот развернул их.
– Евреи. Из Берлина! Как же далеко от дома вы оказались.
«Ты понятия не имеешь», – подумал Йозеф.
– Мы идем в Швейцарию, – выпалила Рут.
– Тише, Рут, – прошипел Йозеф.
– Швейцария? Неужели? Боюсь, мы не можем этого позволить. Вас отвезут в концлагерь, вместе с остальными евреями.
«Почему? – думал Йозеф. – Зачем охотиться за нами и отсылать в тюрьмы? Если нацисты так сильно хотят избавиться от евреев, почему не позволить нам убраться подальше?»
К ним подошел солдат с пистолетом.
– Нет! Подождите! – вскрикнула мать. – У меня есть деньги! Рейхсмарки! Французские франки!
Она сунула руку под пояс юбки, где прятала деньги. На землю порхнули банкноты.
Солдат разворошил деньги ногой и с сожалением прищелкнул языком:
– Боюсь, этого недостаточно.
У Йозефа замерло сердце.
При мысли о том, что они могут купить свободу, мать истерически закричала:
– Погодите! Погодите! У меня есть драгоценности! Бриллианты!
Она дернула за пальто Рут, пытаясь его стянуть.
– Мама! Что ты делаешь? – вскрикнула сестра.
Мать принялась рвать швы, совсем как отец на похоронах старого профессора Вайлера, и вытащила из-под подкладки что-то, что переливалось в свете фонарей.
Серьги. Бриллиантовые серьги, купленные отцом на годовщину свадьбы. Йозеф вспомнил, как тот дарил их матери. Вспомнил улыбку на ее лице, огоньки в глазах, которые исчезли уже давно. Мама зашила серьги в подкладку пальто. Вот почему она не позволяла его снимать!
Солдат взял серьги и стал рассматривать. Может, мать сумеет их выкупить.
– Все, что я смогла сохранить, – молила она. – И оно ваше. Пожалуйста, отпустите нас.
– Очень мило, – заметил солдат. – Но, думаю, этого хватит только на то, чтобы купить свободу одного из ваших детей.
– Но… но это все, что у меня осталось, – сказала мама.
Солдат выжидающе глянул на нее. Сначала Йозеф не понял, что ему нужно. У них больше ничего не осталось. Но нацист притянул к себе его и Рут и повернул лицами к маме. Только тогда Йозефа осенило. Нацисту плевать, сколько у них денег и сколько драгоценностей. Дело не в этом. Он просто играл. Так кот играет с мышью, прежде чем съесть.
– Думаю, этого хватит только на то, чтобы купить свободу одного из ваших детей.
Один ребенок Рашель Ландау получит свободу, второй отправится в лагеря.
Нацист улыбнулся матери:
– Выбор за вами.
Изабель
Майами-Бич. Флорида. 1994 год
5 дней вдали от домаЗдесь, в лодке, которая была домом Изабель четыре дня и четыре ночи, родился ее маленький брат.
Не сразу. Сначала мать стала отчаянно тужиться, тужиться, тужиться, чтобы привести малыша в этот мир, пока остальные гребли, гребли, гребли. Все, кроме сеньоры Кастильо, сидевшей на скамье рядом. Она держала маму за руку и непрерывно что-то говорила. Тем временем береговая охрана вытащила деда, и катер направился к ним, сверкая мигалкой.
Их маленькая голубая лодка подплыла совсем близко к берегу: волны вокруг разбивались белой пеной. Изабель видела танцующих на пляже людей, но до них предстояло еще добраться. И ей казалось, не получится.
Именно тогда крики мамы смешались с воплем Амары:
– Плывите!
Она и Луис прыгнули за борт и направились к берегу.
– Нет, подождите! – вскрикнула Изабель.
Мама не могла плыть. Нужно грести, или они никогда не доберутся до Америки.
Изабель, папа и сеньор Кастильо старались изо всех сил. Но катер береговой охраны был быстрее. Сейчас их поймают!
– Иди, – сказала мать мужу между потугами. – Если тебя поймают, посадят в тюрьму.
– Нет, – отрезал он.
– Иди, – повторила она. – Если поймают меня, всего лишь пошлют на Кубу. Плыви и захвати Изабель. Сможешь… сможешь
