Перо в руке Фара оказалось слишком близко к бумаге. С него соскользнула капля и растеклась красным тревожным пятном прямо под тем местом, где вот-вот должна была появиться буква «Ф». Он поспешно и кое-как нацарапал свое имя. Подпись вышла несколько кривой.
Лакс принял у него пергамент и скатал в свиток. Потом кивнул на аппарат.
— Как вы ее назовете?
Почему все считают, что корабль — женского рода? Имоджен должна знать. Фар решил спросить у кузины, когда вернется домой.
— Еще не решил.
— Выберите хорошее. — Лакс сжал свиток в кулаке, закрыв кровавую кляксу, расплывшуюся под именем Фара. — Теперь вы с ней связаны, капитан Маккарти.
Капитан. Я — капитан.
Фар снова посмотрел на корабль. Голографические пластины поглощали льющийся сверху свет, колдовским образом преобразуя его. Слушая, как Лакс похрустывает зажатым в ладони пергаментом, Фар наблюдал за яркими розовыми, зелеными и голубыми вспышками на корпусе судна.
— Бывает, что тебя связывают вещи куда хуже, — сказал он.
ЧАСТЬ II
Коль день прошел, о нем не вспоминай,
пред днем грядущим в страхе не стенай,
о будущем и прошлом не печалься,
сегодняшнему счастью цену знай!
Омар Хайям. Рубаи6
ПРЕПРЕЛЕСТНАЯ КРАЖА
Судовой журнал «Инвиктуса» — Запись 2 (хотя технически должна быть запись 345, если бы Фарвей не относился наплевательски к своим обязанностям капитана).
Дата привязки: 22 августа 2371.
Текущая дата: 11 июня 2155 (а как еще таким супергероям, как мы, выбраться из нашего сверхсекретного дока?).
Текущее местоположение: где-то над Атлантикой, возможно?
Дата назначения: 14 апреля 1912.
Пункт назначения: Атлантический океан, корабль Ее Величества «Титаник».
Искомый объект: прелестная книжица.
Цвет волос Имоджен: аквамарин с оттенком розовой жевательной резинки.
Счет на «Тетрисе» у Грэма: 354 000.
Песня из корабельного плей-листа Прии: «Повседневное прошлое», «Кислотные сестры».
Эго Фарвея: средней взвинченности.
аo^&пллллллллллллллллллллллллл
Перед экраном Имоджен маячило мохнатое существо на четырех лапах. Красная панда подпрыгивала и танцевала на клавиатуре, нажимая случайные символы. Десятилетия одомашнивания не спасли этих пушистых рыжиков от вымирания к началу двадцать третьего века, что не помешало Имоджен приобрести одного такого шалуна. Она назвала его Шафраном и считала самой очаровательной занозой в заднице на свете.
— Брысь! — набросилась Имоджен на зверька, усевшегося на клавиши. Как раз туда, куда не нужно, AW;EOFFFFFFFFFFFJNSKMMMMMM. Она взяла Шафрана за загривок и опустила на пол. Оценила вред, причиненный питомцем. Ничего страшного. Клавиша «удалить» все исправит.
Удалить. Удалить. Удалить. Назад к средней взвинченности.
Покусывая кончики аквамариновых с оттенком розовой жвачки волос, Имоджен смотрела на запись и думала, какими прилагательными описать самую характерную черту своего кузена. Может, стоит создать нечто вроде скользящей шкалы? От гордости-с-булавочную-головку до диктатор месяца. И КРАСНЫЙ УРОВЕНЬ ОПАСНОСТИ: воск-на-крыльях-твоих-тает-и-мы-все-упадем-и-сгорим.
— Ты чем занимаешься?
Помяни черта! Имоджен повернула кресло — одним из ее безоговорочных требований для вступления в экипаж «Инвиктуса» было вращающееся кресло — лицом к Фару. И с первого взгляда поняла: брат на самом деле не сердится. Когда он хотел показаться злым, то супил брови. А если бывал недоволен по-настоящему, некоторые сосунки застывали на месте каменными столбиками.
— Заполняю судовой журнал, — сказала Имоджен. — Кстати, это обязанность капитана. Я тебе уже говорила не знаю сколько раз, что надо сохранять записи в судовом журнале «Инвиктуса». Отслеживать дни рождения достаточно трудно в одной временной линии, но когда начинаешь смешивать нашу жизнь под прикрытием с нашими же историческими похождениями, то получается нечто совершенно невозможное.
В связи с незаконным характером своей деятельности члены экипажа не стали увольняться с мест работы во времени Центрального. В результате три месяца они жили обычной жизнью, отрабатывали часы в магазине, ужинали по-семейному и почти втрое больше времени проводили на борту «Инвиктуса», что и вносило порядочную неразбериху в их биологический календарь. Однако даже математические выкладки не могли помешать Имоджен отмечать дни рождения.
— Я сохраняю записи! — Фарвей махнул рукой на участок стены под бортовым иллюминатором, темный, как старинная классная доска, занятый описаниями их заданий. Разноцветные мелки, которые Имоджен использовала для волос, крошились, когда Фар ими писал. Они не предназначались для подобной цели, но это не мешало ее кузену увековечивать их достижения серебристыми, розовыми, белыми и лазурными буквами. Список Фарвея выглядел очень ярко.
1945: из взорванного нацистского замка спасено полотно Густава Климта.
1836: коснулся локтем Дэви Крокетта. Выкапывал золото в Аламо. Работал, как трехгорбый верблюд.
1511: стянул кисть Микеланджело с подмостей в Сикстинской капелле и убегал от швейцарских гвардейцев.
Всего насчитывалось тридцать записей; в каждой говорилось о том или ином сокровище и опасностях, которые они преодолели, доставая его. Имоджен ценила многоцветную палитру перечня, но он был ненадежен с точки зрения сохранности и очень уязвим. Шафран кончиком хвоста превратил имя «Черная Борода» в «Чер…род», а «кортик» — в «ко…тик». Имоджен все время хихикала, когда смотрела на список.
Подавив смех, она обратилась к кузену:
— Нам требуется что-то более солидное, чем твое настенное бахвальство. Записи, которые будут фиксировать отправления и возвращения, повседневную жизнь и обстановку на «Инвиктусе».
— Ах, вот как. — Фарвей наклонился к экрану, чтобы прочесть текст. — «Розовая жвачка»? По мне, так больше похоже на коралловый.
— Коралловый? — Имоджен насмешливо фыркнула. — И в каком из миров этот цвет сочтут коралловым? Уверен, что тебе не нужно проверить зрение?
— У меня глаза, как у орла, и тебе это известно. — Фарвей нажал кнопку «удалить».
Прощай, средняя взвинченность. Приятно было познакомиться.
— Эй! — Имоджен тряхнула коралловыми прядями и шлепнула кузена по костяшкам пальцев. — Я целых тридцать секунд это печатала.
Фарвей стерпел шлепок и напечатал: Эго Фарвея: изорвано в клочья жестокой, бесчувственной кузиной. Покойся с миром. Братец наверняка бы продолжил хвалебную песнь своей гордости, но тут Шафран цапнул его за ногу.
— Клянусь Крестом! — ругнулся он, когда десяток когтей впились в голень. — Уберите от меня эту кошку!
С другой стороны отсека донеслось ржание. Грэм, инженер «Инвиктуса», спохватился, откашлялся и сделал вид, что полностью поглощен игрой в «Тетрис».
— Красную панду, — поправила Имоджен. Наклонившись, она оторвала зверька от штанов Фарвея. — На языке твоей матери — «ailurus fulgens».
Фар помрачнел, не столько от боли, сколько из-за упоминания о матери, а еще из-за того, что Имоджен употребила латынь. Детям из семьи Маккарти не требовался переводчик с этого языка, потому что тетя Эмпра говорила с ними на латинском всегда. Имоджен до сих пор спрягала глаголы во сне, хотя на протяжении одиннадцати лет языковыми
