…
Ответа не было. Просто тяжелое молчание квартиры изливалось в холл. Привлекая внимание к резкости ее собственного сердцебиения.
Адель Вольф не было дома.
Пальцы Яэль взлетели к волосам Мины, вытянули две невидимки и распрямили их. На то, чтобы вскрыть замок, распахнуть дверь и войти ушло несколько секунд.
Внутри был такой беспорядок, который дал бы фору даже кабинет Хенрики. Признаться честно, Яэль не была чистюлей (Владу потребовалось три месяца, что заставить ее отказаться от привычки оставлять грязные стаканы в раковине, когда она жила на его ферме), но состояние квартиры Адель Вольф заставило ее отшатнуться. Одежда была повсюду. Наброшена на кресла. Скомкана у плинтусов. Стены были загромождены утвержденными рейхом картинами и фотографиями Адель на Балу Победителя, одетую в сложное кимоно и торжественно зажатую между фюрером и императором. Гиганты Востока и Запада, улыбающиеся в камеру.
Кожа Яэль поползла, плотно натягиваясь на кости. Она не могла долго смотреть на их лица, поэтому ее глаза скользнули к другим фотографиям: в рамках, разбросанных между давно стоящими, недопитыми кружками кофе без сливок.
Самая большая картина находилась у проигрывателя. На ней была изображена более молодая Адель: угрюмое лицо и скрещенные руки. Ее волосы, заплетенные в высокие косы, были самой яркой деталью в картине. Ее братья держали каждый по одной, выражения их лиц были полны веселья. Феликс и Мартин были красавчиками (Яэль отметила этот факт задолго до того, как впервые открыла дело Адель), хотя по этому фото трудно было сказать такое.
Мурашки. На этот раз не по коже, но в самом сердце. Яэль смотрел на лица братьев Адель – ее семьи – и подумала о волках на своей руке, об одинокой, потерянной стае.
Яэль повернулась ко всему спиной и закрыла дверь. Судя по вещам, Адель все еще упаковывалась. Быстрый взгляд на кухню показал, что чайник с водой стоял на зажженной конфорке. (Она вышла, чтобы с кем-то встретиться? Тогда она должна была воспользоваться лифтом.) Она скоро вернется – или квартира сгорит.
Конечно же, чайник свистел, выпуская пар, когда входная дверь с грохотом открылась. Яэль попятилась в тень шкафа с пальто из колючих тканей.
«Дерьмо!» – первое слово из уст Адель Вольф. Яэль наблюдала через щель в двери шкафа, как ее фигура метнулась через всю квартиру. Легким толчком она погасила пламя, бормоча все больше проклятий и громко завизжав, когда попыталась резко снять горячий чайник с конфорки.
Девушка обезумела и впала в истерику. Размахивала обожженными пальцами в воздухе. Ее проклятия распадались на «дерьмо», «черт» и на другие красочные фразы.
Пришло время нанести удар.
Мурашки, поползшие по коже Яэль, соединились с дрожанием сердца. Пальцами она сжала свой пистолет и начала выходить из шкафа.
– Вижу, что кое-что не изменилось, – голос, глубокий и мужской, зазвучавший всего в метре от нее, заморозил Яэль на полушаге. Свободные пальцы зависли над деревянной дверью шкафа: девушка была слишком потрясена, чтобы закрыть ее.
Это неправильно. Яэль месяцами следила за квартирой победительницы. Наблюдала, как та заходит и выходит. Иногда Адель тащила кучу коричневых мешков с продуктами, в другое время она была одета в гоночную экипировку, готовая поехать. Всегда она была одна.
Но не сегодня вечером.
Яэль стиснула зубы и скользнула обратно в лес зимних пальто. Полоса света из-за двери потемнела, когда посетитель шагнул ближе. Он стоял к шкафу спиной, но Яэль смогла разглядеть, что он был высоким, худым, сильным, а его мышцы были видны даже под объемной курткой. Он стоял как борец – ногами врозь. Даже поймай она его врасплох, она сомневалась, что сможет одолеть его и Адель.
Не тихо. Не без следов крови.
Кроме того, если этот неизвестный юноша пропадет (последний раз его видели в компании Адель Вольф), власти насторожатся. Такое было непозволительно для этой миссии.
– Черт, это больно! – Адель зашипела, дуя на обожженные пальцы.
– Из чего я делаю вывод, – юноша подошел к холодильнику и вытащил горсть льда, – Германия сотворила чудеса с твоим словарным запасом.
Проклятия Адель утихли. Она осторожно приняла лед, как будто ожидала, что юноша нанесет ей удар в любой момент.
– Мы оба знаем, что ты проделал весь этот путь сюда вовсе не за тем, чтобы критиковать мои манеры.
Юноша ничего не ответил. Его плечи странно напряглись, как будто это он ожидал от нее удара.
– Выкладывай, – вздохнула Адель.
– Ты не можешь участвовать в гонке завтра, – ответил юноша.
Взгляд Адель мог резать сталь. Она скрестила руки и стиснула зубы. Травмированный кулак плотно сжал кубики льда. – Почему?
– Я могу придумать около тысячи причин: умышленное выведение из строя мотоцикла, обезвоживание, слишком быстрая езда, переход через полноводную реку… Лука Лёве.
Челюсти девушки, как и кулак, сжались еще сильнее. Растаявший лед просочился сквозь пальцы, как слезы.
– А ради чего? – голос юноши звучал также жарко, как чайник. Шипели слоги. Кипели согласные. – Еще одного Железного креста? Большей известности на «Рейхссендере»? Больших денег?
– Я отправила большую часть своего выигрыша во Франкфурт. Тебе это известно.
– Нам не нужны твои деньги, Ада. Нам нужна ты. Пожалуйста. Настало время вернуться домой.
Домой. Яэль поняла, что это был не просто какой-то юноша. Это был брат Адель. Ее брат-близнец. Ну конечно. У него были такие же шелковистые, блондинистые волосы, как и у девушки, которая сжимала в кулаке лед. Были и другие общие черты: поза, одинаково сжатые кулаки.
Адель покачала головой и плотно скрестила руки.
– Нам почти восемнадцать, Феликс. Худшее, что может случиться с тобой, это призыв в армию механиком в одно из поселений Лебенсраума. Но меня выдадут замуж или отправят в Лебенсборн[5]. – Кулак Адель сжался еще сильнее, когда она говорила о программах селекции. Кубик льда, который она держала, выскользнул из рук и закрутился на плитках и досках пола. Успокоился он у двери шкафа. – Эта гонка – мой последний шанс избежать такой участи. Чтобы доказать, что я могу служить Рейху, также хорошо, как и любой мужчина.
– Я думал, это то, что ты делала в прошлом году, – сказал Феликс.
Губы Адель Вольф дернулись: «Одной победы недостаточно. Я не могу быть также хороша, как мужчины. Я должна быть лучше них. Ни один гонщик прежде не получал два Железных Креста».
Не от недостатка усердия, насколько знала Яэль. Двойной крест был недостижим, что заставляло участников от обеих империй истекать слюной от него.
С годами Гонка Оси – официальное празднование продолжающегося союза Оси – скатилась до того, что Райнигер называл соревнованием «кто круче». Партнерство Третьего рейха и Великой Восточно-Азиатской сферы взаимного процветания было шатким, с каждым годом понемногу разрушающимся. Они были очень далеки от полномасштабной войны, но напряженность возникала каждый раз через гонщиков и их победу.
Выиграй одну гонку в честь
