Ожившая мечта
За его спиной негромко закрылась дверь, и вместе с этим звуком все напряжение, все неприятности словно бы оставили его. Спина болела после тяжелого дня — он столько часов простоял, склонившись над заполненными глиняными дощечками столами. Пытался контролировать все решения, принимаемые в его огромной империи. Работа была бесконечной и постоянно оставляла ощущение, что он проглядел что-то очень важное. Глиняные дощечки громоздились над ним, словно тяжелая гора — пока вечерами за его спиной негромко не закрывалась дверь.
Ему не было нужды оборачиваться, чтобы знать, кто пришел. Только она осмеливалась входить в эти покои без стука. Он чувствовал ее запах, запах лошадей из королевской конюшни. Там она проводила дни. Никто не умел настолько хорошо обходиться с животными, как дочь просторных степей Востока. Лошади были ее жизнью, так же, как набеги и война. Она была похожа на дикую кошку. Бессмертный невольно усмехнулся, вспомнив, как она раскрыла себя — нанявшись в дворцовую кухню. Устроила там драку, сея страх и ужас. Никак не удавалось ей притвориться смиренной служанкой. Она умела многое, но долго притворяться была просто не способна.
Он чувствовал, что сейчас она стоит прямо у него за спиной — бесшумно пересекла комнату, в которой он работал и спал. Она не станет трогать его, пока он сам не обернется к ней, зная, насколько серьезно он относится к своей работе. Знала она и то, что долго ждать не придется, он бросит все, чтобы насладиться теми немногими часами, которые можно провести вместе с ней.
Артакс отодвинул в сторону табличку, которую читал. Оползень, из-за которого стала непроходимой торговая тропа, мог подождать, равно как и все остальные мелкие и крупные заботы империи. Облегченно вздохнув, он обернулся. Она стояла напротив него, во всей свой красе, с грязными босыми ногами и соломинками, запутавшимися в длинных волосах.
Он все еще не привык к изменившемуся лицу Шайи. Демон помог ей бежать из горного монастыря, где она жила в ожидании смерти. И этот демон умер вместо нее. Рассказанная ею история по-прежнему бередила душу Артакса, переворачивая с ног на голову его представления о мире. Смертельный враг людей выбрал смерть, чтобы предотвратить несправедливость, которая вот-вот должна была свершиться. Если бы не он, Шайя не стояла бы сейчас перед ним.
— Так глубоко задумался? — В ее голосе слышалась доля насмешки. Ей не нравилось, когда он хоть на миг мысленно отдалялся.
— Я благодарил богов, что они вернули тебя мне.
— Это были не боги, — решительно возразила она. — Как раз наоборот.
— Но я не стану шептать молитв, обращаясь к демонам.
— Возможно, мир стал бы лучше, если бы мы могли это сделать?
Артакс поднял руки, словно бы защищаясь.
— На сегодня я доволен, целиком и полностью, поскольку благодаря тебе эта комната стала лучше, — он пожирал ее взглядами. Ее стройное, сильное тело. На ней была красная туника, доходившая ей ровно до середины бедра: это было результатом их последней, короткой ссоры. Прежде она носила только брюки для верховой езды, широко распространенные среди народа ишкуцайя. Это тревожило его. Она из этого народа, и если кто-то догадается об этом, то сумеет угадать и то, кто скрывается под личиной кухарки, пробравшейся в постель бессмертного.
Он сознавал, что о них обоих очень много судачат. И есть немало людей, которые желали разрыва связи кухарки, прекрасно разбирающейся в лошадях, и самого могущественного человека на свете.
— И какую же молитву услышу я? — хитро усмехнулась женщина.
Артакс взял ее за руку, поцеловал, кланяясь нарочито низко.
— Дозволено ли мне будет вознести вместо молитвы хвалу вашей красоте, о дама моего сердца?
Она рассмеялась своим звонким безудержным смехом, перед которым просто невозможно было устоять.
— Какая напыщенная глупость! — И с этими словами она прижала его к себе и страстно поцеловала.
Закрыв глаза, он полностью отдался во власть ощущений, охотно позволил потянуть себя в сторону огромной кровати. Ее рука развязала его бесшовную юбку и быстро нашла то, что скрывалось под ней.
— Я скучала по тебе, — прошептала она.
— А я думал, ты лошадей любишь.
— Это днем, — очаровательно усмехнулась она. — А ночью мне нравится глупый мул, который пытается вынести все неприятности империи на своих плечах, — она откинулась назад, увлекая его за собой на постель.
Падать он мог только с ней. Правитель крепко прижал женщину к себе. Еще в юности он придумал себе женщину и дал ей имя: Альмитра, и никогда даже надеяться не смел, что в реальности все будет намного чудеснее.
Шайя стянула с себя тунику, снова поцеловала его. Еще более страстно, чем обычно, словно собираясь съесть его целиком. Вдруг посерьезнев, она вдавила его в подушки, села сверху, долго и пристально вглядывалась в лицо, словно бы запоминая его навсегда. Обычно она вела себя иначе. Кажется, что-то ее тревожит.
— Плохой день на конюшне? — Та лишь фыркнула в ответ.
— Разве может быть день хорошим, если где-то поблизости крутится Хамура.
Артакс застонал. Она не впервые жаловалась на шталмейстера. Хамура был мужчиной гордым и тяжело отнесся к тому, что вдруг какая-то кухарка стала ухаживать за королевскими лошадьми — и неважно, что она прекрасно с ними управляется.
— Что он сделал на этот раз?
— Он бьет лошадей, — вырвалось у нее. — Я видела ссадины… Негодяй. Он… — И вдруг она улыбнулась своей обычной улыбкой, перед которой он просто не мог устоять. — Я велю отстегать его. Тогда он поймет, каково лошадям получать плети.
— Неужели это заговорила дикая принцесса-наездница? Здесь тебе придется немного держать себя в руках…
— Держать себя в руках? — Она возмущенно ударила его кулачком по груди. — Шайя приказала бы четвертовать Хамуру с помощью тех лошадей, которых он бил. Я и так держу себя в руках… — Ее глаза снова хитро сверкнули. — А сейчас я настроена на бешеную скачку.
Он покраснел, и она рассмеялась. Ей всегда нравилось смущать его. Шайя всегда говорила, что думала — прямо, без обиняков. Возможно, именно эту ее черту характера он в ней больше всего и любил. Интрига и ложь определяли все его дни в роли правителя. А с ней существовала только правда. И она сделала именно так, как грозилась: любила его страстно, чего не бывало уже давно.
Когда они лежали, запыхавшись, обнимая друг друга, она
