Артакс провел рукой по ее волосам.
— Что случилось?
— Я счастлива, — запинаясь, произнесла она.
— Но ведь от счастья не плачут, — удивился он.
— А я плачу! — упрямо возразила она. — Для несчастья у меня давно не осталось слез. Последние я приберегла для часов счастливых.
Он хотел что-то сказать, но решил промолчать, просто прижал ее к себе и крепко обнял. Иногда лучше промолчать, чем говорить. Женщина постепенно успокаивалась. Она хотела, чтобы возлюбленный думал, что она уснула, но он чувствовал, что ей не уснуть.
В отличие от него. Долгий день, полный забот об империи, лишил его сил. Он обнимал ее, устало прислушивался к ее дыханию, наслаждался ее теплом, впитывая его всем телом. Последняя сознательная мысль была о том, что все это похоже на ожившую мечту. Он не собирался отпускать ее.
— Я люблю тебя, — успел прошептать он перед тем, как провалиться в глубокий сон без сновидений.
Прощание
Знай, мои мысли всегда с тобой, где бы я ни была, милый мой возлюбленный, для которого я танцевала в небе. Никогда не забыть мне наших ночей под лунами Нангога. Любовь к тебе подобна сну, но приходится просыпаться. Я вижу, что моя любовь к тебе мешает тебе править. Я вижу, что мое присутствие во дворце сеет раздор в империи. Ты принадлежишь не только мне. Слишком много жадных взглядов устремлено на тебя. Любовь к кухарке оскорбляет чувства дворян. А если сказать, кто я на самом деле — начнется новая война с Лувией. И поскольку я люблю тебя, мне придется уйти. Нельзя, чтобы я стала причиной того, что мечта о мире, где царит справедливость, обратилась в пепел. Ты мой сон. Ты будешь им всегда. В твоем дворце я провела лучшие часы своей жизни и вместе с тем самые грустные: часы, когда я пробудилась ото сна. Не пытайся искать меня, любимый. Не предначертано нам быть вместе наяву, но во сне и в мечтах я все еще буду с тобой.Цитируется по: древняя глиняная дощечка.
Автор: неизвестен,
хранится в библиотеке Искендрии.
в зале Исчезнувших королевства,
шкаф XXXVII, полка IX, сундук XV.
Примечание:
письмо, написанное на полуобгоревшей
глиняной дощечке, найдено
в одном из поврежденных огнем сундуков
во дворце Акшу.
Ограблен
Артакс неотрывно смотрел на дощечку, оставленную в покинутой комнате, утратив какое бы то ни было чувство времени. Он снова и снова читал строчки, написанные неровной клинописью, прощальное послание Шайи. Слез не было, в горле пересохло, ему казалось, что в душе бушует пламя, способное уничтожить его. Не отвести взгляда. Каждую строчку он прочел сотни раз, но снова и снова каждое слово будто бы наносило удар в самое сердце. Как она могла уйти?
Ни одну из названных ею причин он не считал роковой. Он — бессмертный Арама! Первый среди семерых правителей мира! Ему решать, с кем связывать судьбу, и никому из дворян не пристало судачить об этом!
Снова перечитав письмо, он вдруг понял, что за этим стоят чужие мысли. Может быть, на Шайю повлиял Ашот, давний друг, или же Матаан, ставший калекой после того, как спас ему жизнь в Вороньем гнезде?
Оба они слишком сильно беспокоились об империи, о том, чтобы он все делал правильно. И оба они не любили Шайю!
Как же найти ее? На протяжении последних часов он задавал себе этот вопрос снова и снова, и ответ по-прежнему был лишь один: если она не хочет, чтобы ее обнаружили, то вся его власть не даст ничего. Ее не найти.
Бессмертный сглотнул. В комнате еще витал ее запах. Закрыв глаза, можно было легко представить себе, что она лежит на постели, у него за спиной — там, где они провели вместе столько ночей. Запах лошадей. Этот запах глубоко въелся в ее кожу и волосы.
Но витал в воздухе и аромат молока и меда. Когда из-за этого лошадиного запаха он несколько раз, смеясь, назвал ее своей дикой кобылицей, она стала вечерами, после работы на конюшне, натирать тело смесью меда и молока. Несмотря на собственное глубокое убеждение в том, что из-за этого ее бронзовая кожа станет белее, чего ей не хотелось, но запах конюшни все же отбивало. По крайней мере, на некоторое время.
Артакс неотрывно смотрел на побеленные стены. Как страстно она любила его прошлой ночью! Он был так счастлив, думая, что их любовь никогда не угаснет. Как неустанно целовала она его. И в конце концов он уснул первым, обнимая ее. Когда он проснулся на рассвете, уже она обнимала его, глядя сверху вниз своими чудесными темно-карими глазами. Ему даже в голову не пришло, что возможно, она смотрела на него всю ночь напролет, что таким образом она с ним прощалась, запоминая его лицо, чтобы сохранить его в памяти до конца своих дней.
Были ли другие признаки того, что она решила оставить его, которые он разглядел бы, будь хоть немного внимательнее? Вчерашний вечер был просто идеальным. Слишком идеальным? Может быть, она готова была на все, чтобы еще раз сделать его счастливым?
В минувшие недели они часто оживленно спорили о том, как использовать его власть, власть правителя. Иногда даже ссорились. Она никогда ничего не принимала как данность, ей хватало мужества ставить под сомнение абсолютно все и не раз она называла его мечтателем. Она была очень похожа на ту самую женщину, которую он придумал себе, еще когда был простым крестьянином. Тогда он даже не наделся, что сможет позволить себе жениться, даже если соберет достаточно денег, и отправился в Нангог, поскольку считалось, что там можно либо быстро разбогатеть, либо быстро погибнуть. Что ж, в некотором роде все оказалось правдой. Крестьянин Артакс перестал существовать. Судьба превратила его в бессмертного Аарона, и даже друзья детства не узнавали его, оказываясь рядом.
Шайя, вернувшаяся к нему в облике кухарки Кирум, знала все его тайны. С ней можно было не притворяться, он мог доверить ей все, как никому другому. И что делать теперь?
В дверь постучали, настойчиво, словно не в первый раз, и в комнату, не дожидаясь ответа вошел Ашот.
— Господин, прибыли новые войска. Еще час тому назад. Вы…
Артакс раздраженно отмахнулся.
— Сейчас я не могу выступать перед ними.
— В Большом дворе вас ждут десять тысяч человек. Они уходят в Нангог, рисковать жизнью за наше дело, а у вас нет времени подбодрить их парой слов?
Правитель бросил на него гневный взгляд.
— А кто приходил сюда, чтобы лишить мужества Кирум своими речами? Ты? Или Матаан? — Кивком головы он указал на лежавшую
