Вообще-то ему следовало бы рассердиться, но она сидела перед ним такая беспомощная, несчастная и виноватая, словно ожидала, что он побьет ее за ложь. Ильмари, не удержавшись, наклонился и нежно провел рукой по ее спутанным волосам. Он никогда ничего ей не сделает!
Когда она подняла голову и посмотрела на него, он поднес палец к губам, словно показывая, что будет молчать.
Глаза ее расширились от удивления. Казалось, обмывальщица смотрела на него с бесконечным облегчением и благодарностью — никто и никогда так не смотрел на Ильмари.
Этот взгляд… Ни один человек не смотрел на него с таким теплом и облегчением. С таким счастьем во взгляде. И в этот миг он осознал, насколько бедной была его жизнь, несмотря на все то, что ему удалось накопить благодаря своим злодеяниям.
Он опустился на колени, взял ее руки в свои и крепко прижал женщину к себе.
— Я останусь и буду защищать тебя, делить с тобой все твои тайны, — мягко произнес он.
Женщина зарылась лицом в его плечо, и он вдруг почувствовал, как по коже его бегут слезы. «Воровка и убийца, — подумал он. — Отличная пара. Быть может, мы сможем дать друг другу умиротворение».
Проигранный бой
Ветер, дующий от наливающегося дождем горизонта, спокойно взмахивая крыльями, летел навстречу закату. За их спиной ночь уже накрывала мир своим темным плащом. Вот на фоне бархатной синевы зажглись первые звезды.
Артакс никак не мог успокоиться. Они побежали. Через несколько часов сын богини очнется от паралича. Демоны захватили лишь усеянный руинами утес. Но он, он получил высшую награду. Лед мечты! Забрал его у всех остальных. И то, что он завладел им, было важнее всего остального.
Он с тревогой глядел на стражников, стоявших у амфор. Там были воины из Друсны и несколько его собственных людей. Нет, он доверял Володи, но чем больше стражи, тем лучше. Больше всего на свете ему хотелось оказаться в Золотом городе. Хотелось, чтобы боги сняли с него тяжкую ношу завоеванного сокровища.
Правитель снова посмотрел на горизонт. День догорал, напоминая затухающий костер. Ночь уже почти победила.
Вдруг кто-то запел. Голос был чистый и звонкий. Артакс не мог разобрать слов, но пение поразило его до глубины души. В нем звучала печаль. Прощание.
— Это погребальная песнь, — произнес один из голосов у него в голове. Это был не тот Аарон, который говорил обычно и который так часто мучил его своими презрительными комментариями. — Эту песнь изучают целители Валесии. Когда они понимают, что бой проигран и смерть близка, они поют ее. Говорят, она облегчает для умирающего переход в великую тьму.
— Ты другой…
— Не все мы были такими, как твой предшественник. Просто его голос сильнее других, поскольку он пришел сюда последним. Бывали и более мудрые правители, чем он.
— Но почему вы не говорите со мной?
— Может быть, мы говорим, а ты не слышишь наших голосов.
Это оказалось для Артакса слишком.
— Когда тебе в голову приходит совершенно новая идея, мысль, не возникавшая никогда прежде и не объяснимая суммой опытов, полученных тобой в жизни, — ты никогда не задумывался, откуда она берется?
Это Артаксу не понравилось. Может быть, это новый, более изысканный способ мучить его?
— Ты хочешь сказать, что не все мои мысли на самом деле мои?
— Ты слышишь голоса в голове. Как ты можешь задавать настолько наивные вопросы?
— Эта песня есть просто жуткая! — Из тени летной палубы, словно призрак, возник Володи.
Артакс редко радовался возможности услышать свой язык, исковерканный друснийцем. На протяжении последних недель он иногда говорил с Володи на его родном языке. Он вдруг возник в нем. Вдруг…
— Нет, не вдруг. Он был всегда, с тех пор как ты стал бессмертным Аароном.
Аарон закрылся от голоса. Слушать мертвых ему не хотелось. По крайней мере, пока звучит эта трогающая его до глубины души песня.
— Должен я приказать молча петь эта песня?
Артаксу потребовалось мгновение, чтобы понять, что хочет сказать его друг.
— Нет. Они прощаются с умирающим. Не стоит вмешиваться.
— Я не понимать. Зачем умирающий слушать такой плач? Когда умирать я, рядом с я должна быть Кветцалли. Пусть шептать мне на ухо. Я хотеть слушать истории про лучшие ночи наши любви. С ней очень особенно есть. Такие штуки делать… — Он глубоко вздохнул. — Я по ней скучать. Знаешь…
Артакс поднял руки, защищаясь. Он был совершенно уверен в том, что не хочет знать, что делали в свои лучшие ночи Володи и Кветцалли.
И, чтобы Володи не пришло в голову продолжать копаться в воспоминаниях, Артакс направился в сторону небольшого лагеря для раненых, сооруженного людьми Аркуменны между крылатыми медведями. Возможно, его просто притягивал голос. Эта грустная песня была созвучна его чувствам, и ему казалось, что он может слушать ее всю ночь.
— Мы мешаем тебе? — Аркуменна преградил ему путь.
В голосе полководца было что-то вызывающее. По всей видимости, тот не простил ему, что он не захотел продолжать безнадежный бой за руины города.
— Мне нравится песня, — спокойно произнес бессмертный. Ссориться ему действительно не хотелось.
Володи нагнал его, бросил на Аркуменну мрачный взгляд. Судя по всему, он только и ждал, когда же полководец скажет или сделает что-то не то. Слишком долго Аркуменна был объектом ненависти всей Друсны.
— Что ж, добро пожаловать, если хотите присутствовать при нашем ритуале для умирающих, — ледяным тоном отозвался Аркуменна.
Глубоко вздохнув, Артакс поглядел на Володи, но, судя по всему, друсниец не уловил иронии в словах полководца.
На судно принесли лишь некоторых раненых. Нескольких воинов, раненных в бою с демонами. Меланхоличного певца он увидел у последнего ложа. Там лежал молодой человек с черными волосами до плеч. Это ложе стояло чуть в стороне от остальных, между двумя крылатыми медведями. На их металлической шерсти виднелись шрамы от роговых осколков, которыми стрелял Бегущий по морям.
Рядом с певцом стояла одна-единственная масляная лампа. В глазах у юного валесийца Артакс увидел слезы. Худощавый мужчина промокал лицо умирающего куском ткани. Он лежал в тени, его почти не было видно. Рядом сидел еще один, третий мужчина, и молча горевал, держа раненого за руку.
— Кто это быть?
— Целительница…
Неужели в голосе жестокосердного полководца прозвучала горечь?
— Ее очень любить?
— Она была уникальной, — хриплым голосом отозвался Аркуменна. — Добрые всегда уходят первыми. Она вернулась, чтобы спасти одного из своих пациентов, когда чудовище нанесло удар. Она просто не смогла убежать. Вместо этого она встала перед лицом опасности, как настоящий воин… И ее проткнуло насквозь. Внутренности разорваны. Вообще-то она уже должна была бы умереть, но эта женщина все не сдается, продолжает бороться.
