голову, потом сказал:

– Итак! Стал ли мир лучше? Нет. Мир каким был, таким и остался. Как было в нём прекрасное и ужасное – так и осталось. Вместе и неразделимо. И одно неизменно истекает из другого. Прекрасное – рождается через боль, ужасное – в доведённых до предела безумия благих начинаний. Как всегда. Стало ли меньше войн? Нет. Планета – пылает. Войнами и конфликтами. И все ведущие страны планеты старательно подливают масла в огонь локальных противостояний. Даже перестал пытаться предотвратить это. Войны для человечества парадоксальное явление. Война – мощнейший источник жизни, источник развития человечества, она же – его погибель.

Медведь помолчал. Как обдумывая свои слова. И вот его голос снова звучит в зале:

– Удалось ли мне переломить ход Великой Отечественной войны? Нет. Удалось ли снизить накал войны? Нет. Война получилась ещё ожесточённее и обширнее. Удалось снизить потери? Тоже нет. Пришлось воевать по всем фронтам. Тридцать миллионов погибших соотечественников навсегда подорвали становой хребет моего народа. На-все-гда! Удалось обеспечить технологический прорыв? Нет. Меня изгнали с моей Родины, как бешеную собаку.

Человек на сцене опять замолчал. Видно было, что тяжело ему говорить о таком отношении Родины к нему. Потом Кузьмин чуть взмахнул рукой, как отмахиваясь от мухи, и продолжил:

– Путь пройден. Путь завершён. Ни одна цель не достигнута. Но путь – завершён. И я по-прежнему ничего не понимаю.

В зале – тишина. От недоумения. От интуитивного понимания значимости момента. Пол услышал, как хрустнуло рядом сломавшееся дерево – пальцы Маугли крушили спинку кресла перед ним. Сам Маугли этого не замечал.

Голос Медведя дрожал на стенах зала:

– Но я не жалею ни одной секунды, что я прожил в этом мире. Ни одной. И пусть у меня не получилось того, о чём мечталось, представ перед Творцом, я ему с честью отвечу: я сделал всё, что в силах человека. И даже то, что человеку не по силам. Осталось исполнить последнюю мечту идиота.

Медведь встал, полетел над полом, полетел над креслами и головами людей в зале, прямо к Полу. Но Пол быстро понял, что не к нему. Парящий человек завис перед вытянувшимся, как на параде, Маугли. Медведь открыл свой истинный облик. Белые глаза впились в Маугли, тихий голос сорвался с бледных губ:

– Я вас усыновил не для того, чтобы потешить своё эго. Я из вас растил себе смену. А теперь я скажу словами учителя, величайшего из известных мне людей, товарища Сталина: «Мой путь пройден. Теперь ваше время, дети мои!»

Медведь исчез, как исчезает изображение в обесточенном телевизоре. Миша рухнул на кресло, закрыв глаза ладонью.

Пол как окаменел. Он смотрел в то место, где был Медведь, не в силах не то что сдвинуть тело, не в силах сдвинуть мысль.

Одно горело в голове – закончилась эпоха!

Когда Пол среди подавленно-возбуждённых людей вышел из здания, Маугли сидел на крыле автомобиля, явно ожидая его. Автомобиль был русский. Того самого проекта кузова, что перевернул страницу автомобилестроения.

– Тебе не надо что-то организовывать? – спросил Пол у парня.

– Я боевик, Паша. Моё дело – в догонялки с противником играть. Организаторы у нас есть и получше, – ответил Маугли, открывая дверь машины перед Полом.

– А проститься?

– Он простился. Ты видел, – ответил русский боевик, садясь на водительское сиденье.

– Как он исчез? Как он летал?

– Голограмма то была. Заменил себя голограммой ещё в момент шухера. Пока все рты разевали над летающим Медведем, он спокойно пешком вышел через чёрный ход.

– А что теперь будет? – спросил Пол.

Маугли пожал плечами, запуская двигатель:

– Не знаю. Будем учиться жить без него.

– А что случилось?

– Во время войны одна ведьма подарила Медведю крестик…

– Ведьма и крестик?

– А что ты так удивлён? Ведь-ма – ведающая мать. Учи русский, Паша! Иначе так и помрёшь глухим и слепым. А крестик был на веревочке, которую невозможно было ни разорвать, ни разрезать. Ровно за сутки до смерти тесёмочка сама лопнет. И вот – она лопнула. У него теперь сутки на завершение земных дел.

– А почему ты так спокоен? Надо предотвратить!

– Дурак? От смерти не уйти. Как и не найти смерть, если твой срок не настал. Ты бы видел, каким я его в Сталинграде нашёл! Более целые умирали. А он – мучился, но жил. Ты кино «Точка» видел? Вот и я об этом. Его не отпускали. Не давали ему смерти. Ты не видел торжества на его лице?

– Нет.

– Ты просто его не знаешь. А вот и Маша!

– Миша, что случилось? Что все как наскипидаренные?

– Тесёмка лопнула, Маша.

– Какая тесёмка? И чё? Та тесёмка?!

И Маша горько завыла.

– Отставить слёзы! – приказал Маугли, сам же смахивая влагу со своих щёк. – Он не заслужил жалости. Он заслужил – уважения. Так давай и уважим. Кроме того, ещё сутки. И готов правую руку заложить – без финального прикола Медведь этот мир не оставит. Это он умеет. Поржём! Один хрен сделать ничего не сможем! А поехали текилы выжрем?!

– Миша!

– Маша! Тебе мой инфаркт нужен? И я думаю – нет. Текилы! Какой текилы, нах! Водяры! Поехали в торгпредство! Только там не палёную можно достать! У этих дикарей красномордых – сплошь суррогат.

– Ты – расист? – спросил Пол, чувствуя себя лишним в этой машине.

– Ещё какой! Никого, кроме русских, за людей не считаю. Только я их истреблять, как Гитлер, не намерен. Бог нас всех создал разными. Все разные и все – нужные. И Ему – виднее. Но тем не менее они для меня – как обезьяны. Чудные зверьки. Мне не нужны, Богу – нужны. Это моё личное мнение. Не навязываю.

– У нас – не принято.

– Расскажи мне сказку про белого бычка! Это у нас, в России – суды Линча? Это у нас, наших, не титульных, в бары не пускают? Это мы – в белые балахоны обряжаемся и убиваем иначе выглядящих, более загорелых, а? У нас есть свои «чёрные» – кавказцы, азиаты. Ни в чём они притеснений не знают. У нас – равноправие.

– Ты не логичен. Сам сказал, только русские – люди.

– Паш, а ты не думал, почему «русские» – прилагательное? Плохой, хороший, русский? Хромой, косой, красивый, русский. Почему немец, американец, бразилец – существительные, а русский – прилагательное?

– Опять! – закатила глаза Валькирия. – Что – свободные уши нашёл?

Но казалось, мужчины не обратили внимания на женщину, на её реплику.

– Нет. Не думал. А почему? – спросил Пол.

– Потому что немец – это кровь. Турок – кровь. А русский – состояние души и разума. Барклай де Толли – шотландец, если не ошибаюсь. Князь Багратиони – царь грузинский. Оба – русские генералы, герои войны с Наполеоном. И Сталин – грузин.

– А мордвин?

– Что – мордвин?

– Мордвин – русский? Это что такое? Я тут разговаривал с одним, он сказал, что он

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату