Повезло, удар пришелся по касательной, поцарапав кожу на лбу. Но как бы ни ругали врачей «Скорой помощи», мы люди гуманные, забота о клиенте у нас всегда на первом месте, и к вопросу оказания помощи подходим основательно. Как положено, первичная хирургическая обработка раны. Лезвие безопасной бритвы зажимается в корцанге, 30 секунд, и слипшиеся от крови волосы падают на пол. Под ними оказывается поверхностная ссадина на коже. Перекись, йод, рекомендации:
— Завтра еще раз йодом помажете, поменяете наклейку, к врачу идти не надо.
Последнее повторил трижды, чтоб запомнила.
Мужик не находит слов благодарности:
— Мужики, вы просто, ну я не знаю, вы человека спасли, понимаете: ЧЕЛОВЕКА! Бля, ментам сообщите? Может, не надо, а? — и протягивает десятку.
— Оставь себе похмелиться, насчет ментов можешь не беспокоиться. Ваше дело, мы телефонограммы не шлем.
— Не, ну вы даете, я так не могу, я, это, я отблагодарю, я напишу. Как вас найти?
— Можешь сразу, на Малую Садовую дом один, Центральная станция скорой помощи. Сразу Кириллюка спроси, Ивана Григорьевича. Это главный врач.
— А… Ты, значит, Кириллюк? Точно, я сразу догадался, ты — Кириллюк, я насквозь вижу.
И тут блеснув своим свежеприобретенным ленинским пробором, в прихожей появляется спасенная мадам. Смотрит на себя в зеркало, видит прическу:
— Кириллюк! Сука!
— Не спорю, даже соглашусь.
— Да я тебя сгною, падла! Я тебя найду!
— А чего искать. Третий этаж, приемные дни понедельник и четверг, с трех часов.
Уходим. О продолжении рассказывает зав. подстанцией. Вызывает через неделю:
— Слушай меня… Внимательно слушай. Я все понимаю, но зачем ты стрелки переводишь на главврача? Вчера он мне звонит, в недоумении, что за лысая баба ворвалась к нему в кабинет, спрашивала, где Кириллюк. Он, естественно, сказал, что это я, что вы хотите? А она ему в ответ: «Ты не звизди, Кириллюк высокий, молодой, с волосами, а ты старый плешивый хрен. Где настоящий Кириллюк?» Пришлось охрану вызывать, выводить ее из кабинета. Я сразу поняла, что это твоя работа. Ты зачем главным врачом представляешься?
— Да я не представлялся, это они с чего-то так решили, что я главный.
— Я приказывала всегда бейджик прицеплять, чтоб знали, кто вы. Зачем их вам раздали? Чтобы в кармане носили? Где твой?
— Да вот, — достаю из кармана, — на вызове всегда снаружи приколот.
На бумажке в пластиковом футлярчике приклеена моя фотография, как положено. Под ней подпись: Шмуленсон Моисей Рувимович. Так звали одного приятеля, подарившего мне бейджик. Фотографию переклеил, а имя переписать забыл…
— Что?
— Да вы понимаете, когда какая-нибудь пьянь скандалит, я им показываю, вот. Сначала долго читают, пытаются запомнить, а потом махнут рукой — хрен с ним, чего на него жаловаться.
— Все, уйди от меня, чтоб я тебя не видела, вы у меня доиграетесь, обещаю я вам. И характеристику в ординатуру даже не проси.
Характеристику, правда, мне вскоре дали самую лучшую, чем-то напоминающую представление к Звезде Героя. Логика начальства, впрочем, понятна: получи — только исчезни.
Кашпировский
Телевизор неожиданно крутит передачи про Кашпировского. Странно, что вспомнили, но все оказалось просто — у кумира идиотов, целителя юбилей. Оказывается, жив еще, вполне бодрый старичок, 75. На одном из каналов дискуссия: в чем причина феномена Кашпировского? Какой тут к черту феномен? Феномен в стране мудозвонов. Пик популярности — конец 80-х. В то время народ готов поверить всем, кто сулит халяву и перемены к лучшему. И во все — от воды, заряженной живительной энергией Алана Чумака, до бредовых речей лысого генсека, твердящего про плюрализм и новое мЫшение. И в то, что стоит только избавиться от партократов, как все заживут по-новому, то есть хорошо. И Запад нам поможет. А уж поверить рядовому психотерапевту из телевизора совсем не сложно. Поверить в чудесные случаи исцеления, как после сеансов вставали паралитики, как рассасывалось все, что только могло рассосаться, от бородавок и рубцов после операций до трупных пятен и судовой буфетчицы Маши, которая раньше сосала только у капитана, а после его сеансов у всей команды. Короче, народ был готов к восприятию чуда. Готов настолько, что примерно с десяток зрителей в городе после каждого сеанса так и оставались в креслах перед экранами телевизоров, ждать приезда агентов из похоронного бюро.
Вспомнились питерские гастроли целителя. Ночь, около часа. Театральная площадь в Питере перекрыта. На площади толпа народа, гаишники направляют транспорт в объезд. В консерватории выступает Кашпировский. Билетов не достать, зал не вмещает всех желающих. Народ стоит всю ночь, надеясь, что и сквозь стены пройдет частичка благодатной энергии. Нормальная в те годы картина. В стороне, у касс Мариинского театра, на складном стульчике сидит старушка. Добрые люди вызывают к ней «Скорую». Может, с сердцем плохо? Может, сумасшедшая, чего ночью-то на улице сидеть у Мариинского театра? Спрашиваю: «Чего сидите, бабушка?» — «Да вот, завтра премьера в театре, хотела билеты достать, очередь заняла». Понятно, для тех, кто собрался на площади в надежде попасть внутрь консерватории, на выступление целителя, а нет, так просто постоять, улавливая кванты чудодейственной энергии, прошедшей сквозь стены, желание попасть в оперный театр — признак безумия.
На память о Кашпировском у меня осталось изделие, названное его именем. В лихие времена ездить на «Скорой» по ночам без оружия было неразумно. Оружием служила обычная милицейская дубинка, слегка укороченная, для удобства оперировать в тесных квартирах и в салоне автомобиля. Но внутри была просверлена дырка, не поперек, а вдоль. Это был труд, тяжелый труд, но он принес плоды. Внутрь был намертво забит обрезок арматуры. Сочетание веса и эластичности давало поразительный результат. По силе воздействия на горячие головы пациентов, желающих пройти сеанс, мой Кашпировский превосходил в разы живого Анатолия Михайловича. Даже в руках начинающего пользователя. Главное было не увлечься и вовремя прекратить курс психотерапии.
А потом Кашпировский неожиданно исчез, пропал. Ходили разные слухи. От одной из версий остался анекдот.
На Кашпировского наехали бандиты.
— Слышь, ты, будешь нам бабло отстегивать.
— Да нате, обосритесь.
Бандюки срут день, два, три. Приходят снова:
— На, забери свои бабки, сделай так, чтоб мы не срали.
— Хорошо, не срите.
Братаны не срут день, два, три. Приходят снова:
— Слушай, ты нас достал, на тебе еще денег, сделай все, как было.
— Хорошо, пусть будет все, как было.
— Точно будет все нормально? За базар отвечаешь?
— Отвечаю, не ссыте…
Кстати, единственный раз в жизни я видел инфаркт, который случился у пьяного человека. Редкость исключительная, если кто-то говорит иначе, плюньте ему в лицо. Не бывает. Иногда да, но чаще человек выпил уже после начала инфаркта, успокоить боль, или долгое время пьянствовал перед ним. Было так. Шел
