Слишком поздно для каждого из нас.
10
А когда я начал подозревать, что схожу с ума? Вероятно, когда в ванной появилось первая тварь – или когда взорвалась та глыба из звезд, рассеяв вокруг осколки стылой тьмы? Да, именно тогда я по-настоящему усомнился в здравости своего рассудка, хотя для меня те создания смотрелись вполне реалистично. В этом я был убежден.
А может, я сломался, когда пришел к Фонсли и он сказал мне, что со времени отсылки его телеграммы минул не день, а целая неделя? Возможно, и так. Конечно, как раз в ту минуту все и пошло-поехало. Присутствие еще двух членистых ракообразных в меблирашке Мэггза стало прямым доказательством того, что если меня истязает мое воображение, то делает оно это бесповоротно. В общем, так или иначе, но моя связь с реальностью начала слабеть – а по приезде в Лондон все стало только хуже.
Надо сказать, что у меня мелькнула мысль оборвать свое жалкое существование пулей, пока безумие окончательно не погрузило меня в хаос, но я все же одумался.
Кстати, по-настоящему в своей вменяемости я усомнился, когда, взбодренный алкоголем, вернулся в меблирашку Мэггза, думая сбросить труп в Темзу.
Я увидел, что нюхач-книжник исчез. Его тело пропало. Но это еще не все: изменилось само жилье: расстановка мебели, книг и даже планировка. Кухня находилась не слева, а справа. Кровать тоже переместилась.
Часть полок попросту испарилась, а книги теперь стояли ровными, строгими рядами, как костяшки на счетах.
– Нет, – проронил я, – такое невозможно.
Увы, это произошло. Я видел это своими собственными глазами.
Я полез в карман пальто и нащупал конверт.
У себя на ладонях я увидел вдавленные отпечатки от щетки. Перед глазами поплыло, а виски в животе забурлил. У окна находился стул, и я мешковато присел на краешек. Надо собраться. Спустя минуту в тенях проулка я уловил некое движение. Меня скрывала засиженная мухами штора – я сохранял неподвижность и смотрел, как Дануидж, спущенный с поводка своей дочерью, скользнул в ночь.
11
Вот как, вероятно, все произошло.
Элиза Дануидж проснулась от шума. На первом этаже, где хранились ее чудесные книги, царила суета. Самые ценные экземпляры были спрятаны в коробки и надежно складированы для транспортировки, остальное они с отцом упакуют за сутки, оставшиеся до переезда. Во всяком случае, доделают, когда вернется отец. Он уже должен вернуться, хотя он был «поздней пташкой». Впрочем, на данном этапе своей жизни Элизабет не слишком за него беспокоилась.
Звук донесся снова: слабый шелест, поскрипывание дерева. Похоже, отец пришел домой незаметно для нее – правда, он всегда извещает о своем возвращении.
Элиза вытащила дубинку из-под кровати. Раньше та принадлежала полисмену из Ливерпуля, уволенному из ведомства в тысяча девятьсот девятнадцатом году за участие в забастовке, – вскоре после этого он умер. Своим мундиром он поступился, а вот дубинкой – нет. Элиза приобрела ее у офицерской вдовы вместе с коллекцией оккультных книг, завещанных полицейскому дедом. О ценности собрания ни он, ни его семья не догадывались. За все экземпляры Элизабет предложила вдове кругленькую сумму, учитывая, что она могла купить их за меньшие деньги. Но у Элизы не было привычки обманывать людей. Она-то досконально изучила природу книг. У каждой из них были свои истории, а ведь история, как известно, – разновидность припоминания.
Оккультные издания в плане припоминания «работали» лучше других.
Элиза тихо спустилась вниз по лестнице. Она слышала, как потрескивают в камине поленья, и видела, как на стенах пляшут красноватые блики.
Неожиданно Элизу ужалил страх. Вдруг в доме пожар и могут пострадать книги? Она ворвалась в комнату, думая только о спасении коллекции.
– Здравствуйте, мисс Дануидж, – сказал я. – Я сидел и размышлял, когда вы ко мне присоединитесь. Огонек развел: ночи-то холодные.
Я вырвал пригоршню страниц из увесистого тома и швырнул их в камин.
Фолиант именовался «Книга церемониальной магии» Артура Эдварда Уэйта (год первоиздания 1913), однако в руках у меня было, судя по предисловию, переиздание.
Труд сей я выбрал из-за крупного формата и отличного качества бумаги. Горела книга превосходно. Элиза Дануидж завопила и замахнулась на меня дубинкой. Правда, она быстро остудила свой пыл, когда я продемонстрировал ей девятимиллиметровый «Люгер», позаимствованный у трупа немецкого солдата под Хайвудом.
Пускать его в ход мне пока не доводилось, зато теперь он мог мне пригодиться.
(Надо сказать, что после беседы со стариком Дануиджем я вернулся в свое скромное жилище и как следует ко всему подготовился.)
Ну а отца Элизы я нагнал на Коммерщл-роуд. Я убедил его посетить меблирашку Мэггза. Тем не менее сперва он общался со мной без энтузиазма, но я нашел способ добиться от него сговорчивости и отвечать на мои вопросы.
– Ничего не знаю, – бубнил он. – Не расспрашивайте меня.
Я ему, конечно, не поверил.
– Это «Атлас», – пробурчал он наконец, после того как я был вынужден слегка помять ему бока. – «Атлас». И наш мир уже изменился.
Вот поэтому я и направился в «Дануидж и дочь».
Полицейскую дубинку я положил сбоку на кресло: так безопасней и для Элизы, и для меня.
– Присаживайтесь, прошу вас, – произнес я.
Элиза повиновалась, плотнее запахнувшись в халат, чтобы невзначай не поселить во мне похотливые мысли. Я расспросил ее насчет дубинки. Меня бы совершенно не устроило, если бы у них с отцом имелись какие-либо связи с «бобби».
Рассказанная о дубинке история меня чуть-чуть успокоила.
Нацелив на Элизу «Люгер», я ногой пододвинул к себе ящик с книгами. Под цепким взглядом Элизы оглядел пару из них. Они казались значительно старше труда Уэйта и были заботливо обернуты.
– Похоже, вы очень заняты, – заметил я. – Переселяетесь в особняк покрупнее, благодаря, вероятно, деньгам Лайонела Молдинга.
– Мы переезжаем в сельскую местность.
– А зачем?
– В городе теперь небезопасно.
– Мистер Мэггз испытал все на собственной шкуре. Довели вы его до ручки.
На ее лице не дрогнул ни единый мускул, однако присутствие ее отца на Принслет-стрит мне не слишком понравилось.
Кстати, старик мне сразу же заявил, что не имеет никакого отношения к гибели нюхача. Порог меблирашки он якобы не переступал и даже не догадывался, что Мэггз сыграл в ящик.
По его словам, он вообще ничегошеньки не знал – и лишь я его и просветил.
Как ни парадоксально, я ему поверил.
Дело было в Элизе.
– Вы заплатили Мэггзу пятьсот фунтов. Сумма для такого, как он, попросту неслыханная, – сказал я. – А зачем?
Она молчала.
Я вытащил из ящика книгу и бросил в огонь.
– Нет!
Она подскочила как ужаленная, но дуло «Люгера» заставило Элизу отказаться от попытки спасти бесценный фолиант.
– Я в вас выстрелю, мисс Дануидж, – произнес я. – Прострелю ступню или колено, потому что убивать вас не желаю. Но вам будет больно. Сообщаю и то, что
