– У тебя выпадают волосы. – А сейчас в его голосе было что-то… медицинское. Словно бы он прямо сейчас раздумывал, на какой из диагнозов указывает этот симптом.
– Я знаю. Все нормально! – И снова провела ладонью по волосам. Выпадают, но не клочьями, как казалось. Терпимо.
– Тебе нужно будет сделать анализы. Это ненормально, Эльза.
– Мне нужно раздеться. Ты отвернешься или как?
Отвернулся. Не просто отвернулся, а даже вышел из комнаты. Правда, лишь затем, чтобы через пару минут прийти с каким-то пестрым ворохом.
– Это тебе. Одежда и прочие… финтифлюшки.
Из пестрого вороха выскользнула бретелька от «финтифлюшки». Судя по всему, «финтифлюшка» была изумрудного цвета. Как романтично…
– Под цвет глаз подбирал? – Эльзе хотелось язвить и злиться. Впервые за долгое время она чувствовала в себе потребность в чем-то еще, кроме наркотиков. И это было так здорово!
– Не я – продавщицы. – А он, кажется, смутился, кожа под пробивающейся щетиной пошла красными пятнами.
– У продавщиц хорошее цветовосприятие, – похвалила Эльза.
– Про цветовосприятие мы поговорим, когда ты выйдешь из ванны, – пообещал Никита. В его голосе послышалось раздражение. Наконец-то раздражение, а не жалость. Пусть лучше ненавидит.
Эльза и сама себя ненавидела. Еще не понимала толком за что, но уже с головой окунулась в эту мутную волну.
А Никита ушел, сказал, что подождет снаружи, и аккуратно прикрыл за собой дверь.
– Какой деликатный, – сказала Эльза незнакомке в зеркале.
Эта изможденная, тощая девица с острыми скулами и ввалившимися глазами не могла быть ею. Кем угодно, только не ею! Она не такая! Она совсем другая! Рыжая, яркая, как колибри… А эта, которая плачет сейчас крокодиловыми слезами и некрасиво шмыгает носом, не она!
– Не смей реветь, – сказала Эльза незнакомке и кулаками растерла по щекам слезы. – Ты меня слышишь?
Наверное, та девица из зазеркалья услышала. Потому что совершенно неожиданно улыбнулась, а потом и вовсе подмигнула Эльзе. Бред? Если это галлюцинация, то и бог с ней. С такой ерундой, как изможденная девица, Эльза как-нибудь да справится. А теперь душ!
Никогда раньше обыкновенная горячая вода не приносила ей такого наслаждения. Вода и шампунь, и пахнущая жасмином пена. Все эти удивительные вещи почти примирили Эльзу с ее безобразным телом. Безобразная Эльза, королева флирта… Сейчас это точно про нее! Безобразная…
Она бы провела в ванной, наверное, еще целую вечность, если бы в дверь не постучали.
– Ты как? – спросил Никита.
– Уже выхожу.
Полотенце пахло кондиционером для белья, но все равно царапало кожу. Ничего удивительного, когда кожа такая тонкая, что сквозь нее просвечивает синяя паутина вен. Эльза оперлась поясницей о стиральную машину, прижала полотенце к лицу. Когда это произошло? Как случилось, что она стала тем, кем стала? Как она позволила себе такое?..
Ответа не было. Или он был, но извлекать его из темных закутков памяти не хотелось. Не сейчас!
Никита стоял в коридоре, скрестив руки на груди. На Эльзу он бросил лишь короткий взгляд, словно ему было неприятно на нее смотреть. Эльза его понимала и даже не осуждала. Свербело что-то в груди, царапалось, но это точно не осуждение, это что-то совсем другое.
– Хочешь кофе? – спросил он вдруг.
– Хочу есть.
Она и в самом деле была голодна. Непривычное, давно забытое чувство. Как же так вышло, что одна-единственная страсть поглотила, сожрала с потрохами почти все, чем раньше была наполнена Эльзина жизнь?! Раньше она любила кофе и черный шоколад, а еще салат «Оливье» и апельсиновый сок. Раньше она любила Никиту, а что осталось ей сейчас?..
– Ты уверена? – Теперь Никита смотрел на нее с недоверием.
– Я уверена.
– Куриный бульон?
– Жареное мясо. Если можно.
– Жареное мясо можно. Наверное. – Никита подождал, пока она пройдет мимо него на кухню, спросил уже в спину: – Не хочешь узнать, как он себя чувствует?
– Кто? – Эльза не стала оборачиваться.
– Никопольский, человек, которого ты огрела вазой по голове.
– Думаю, с ним все в порядке, если за мной до сих пор не приехала полиция. – Она уселась на стул, прижалась спиной к урчащему боку холодильника.
– У него сотрясение мозга. – Никита распахнул дверцу холодильника.
– Я не хотела.
– Ты не хотела. – Он снова бросил на нее быстрый взгляд, а потом совершенно будничным тоном сказал: – Готовить я не большой мастак, давай разогрею тебе уже готовое мясо. И еще есть «Оливье»…
– Мясо и «Оливье». – Эльза кивнула. Рот наполнился голодной слюной. – Очень хорошо!
– И торт «Наполеон». Если осилишь.
– Я осилю. – Обещание далось легко.
Он не поверил, но выставил на стол перед Эльзой все названное. Положил краюху хлеба, поставил стакан ледяной воды.
– Приятного аппетита! – сказал, усаживаясь напротив.
– Спасибо.
Сначала Эльза ела осторожно, отрезая от стейка крошечные кусочки, тщательно пережевывая, запивая водой. Желудок ликовал, урчал так же довольно, как Зена. А она все ждала, когда же наступит расплата в виде тошноты и боли. Ждала-ждала, а потом устала ждать и взялась за «Оливье».
– Эльза, мне не жалко, – в голосе Никиты слышалось смущение, – но как врач должен тебя предупредить. Давай-ка пока без фанатизма. Холодильник в этом доме в свободном доступе. И все его содержимое тоже.
– Кофе, – сказала Эльза, не без сожаления отодвигая от себя миску с «Оливье». – Я сварю сама, если можно.
– Можно. – Он выставил на стол все необходимое.
– На тебя тоже?
– На меня тоже.
Эльза взяла в руки тяжелую медную турку и задумалась. Как давно она не варила настоящий кофе? Раньше, помнится, жить без него не могла, экономила на чем угодно, только не на нем. А потом… Что случилось потом, она запретила себе думать, вместо этого включила кофемолку.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил Никита, когда она разлила кофе по чашкам и вернулась на свое место у холодильника.
– Тебе не надоело?
– Мне надоело. – Он злился. О крайней степени его раздражения говорило позвякивание ложечки о край кофейной чашки. – Но у меня есть обязательства.
– Перед Никопольским? – В желудке кольнуло. Но не от переедания, нет – от чего-то другого.
– Перед Никопольским, перед тобой. Перед собой, в конце концов! – Ложечка брякнула еще сильнее.
– Не знаю, что там у вас с Никопольским, но я снимаю с тебя все обязательства. Ты свободен, Никита.
Так она и сказала ему десять лет назад. Ты свободен! И он ушел, воспользовался дарованной свободой. Сейчас тоже уйдет. Люди не меняются. Люди не меняются никогда.
– Это не тебе решать. – Ложечку он положил на стол. Наверное, чтобы не разбить ненароком чашку.
– Это моя жизнь. – Кофе был горький, как хина. Странно, а раньше она любила горький кофе. Может, отвыкла? Надо будет…
Додумать мысль до конца не получилось. Никита, спокойный и невозмутимый Никита, вдруг сдернул ее со стула, под аккомпанемент возмущенных кошачьих воплей поволок в холл к огромному, в полный рост зеркалу.
– Твоя жизнь?! – заорал он, глядя не на Эльзу, а на ее жалкое перепуганное
