– Нет. – Он сказал правду. Если он кого и осуждал, то не Эльзу, а себя. За то, что за все эти десять лет ни разу не поинтересовался, как она живет. – Эльза, это лечится…
– Януся тоже так сказала. – Эльза горько усмехнулась. – Когда стащила меня тем утром с подоконника. А днем я уже была в психушке. Меня чем-то накачали, и знаешь, впервые за долгое время я не видела птиц. Я готова была целовать Янусины ноги за такое счастье, а она сказала, что мы не чужие друг другу и сочтемся, а потом принесла мне таблетки. И стало проще! Честное слово, проще! С таблетками я могла спрятаться, птицы искали меня, рвались следом за мной, но у них не получалось. Все было хорошо…
– Не было хорошо, Элли. – Никита погладил ее по волосам. – Эти таблетки тебя убивали. И рано или поздно убили бы окончательно.
Прежде чем ответить, она посмотрела на него долгим взглядом, усмехнулась какой-то совершенно несчастной улыбкой.
– Какая разница, что меня убьет? – спросила вдруг. – Если не таблетки, то Погоня.
– Эльза, нет никакой Погони! – Он начинал злиться. Не хотел, сдерживал себя, как мог, но все равно злился. Потому что проще поверить, что Эльза сумасшедшая наркоманка, чем в то, что та тварь с рисунка существует на самом деле.
– Есть. – Она упрямо мотнула головой, стряхивая его ладонь. – Иногда, когда доза оказывалась недостаточной, птицы прорывались в этот мир. Ты мне не веришь. – Она снова усмехнулась. – Не веришь, я же вижу. Можешь спросить у Януси, сколько раз она находила в моей квартире мертвых птиц. Я это очень хорошо помню, потому что она так орала… А птицы просто залетали в открытые окна или бились в стекло, если окно было закрыто. А его, этого страшного человека, я раньше не видела. Ни в бреду, ни во сне, ни в жизни. Вчера – первый раз. – Эльза поднялась на ноги, аккуратно положила рисунки на подоконник рядом с кошкой. – Он пришел первый раз вслед за своими птицами. И знаешь почему? Ты знаешь, Никита?
– Потому что ты перестала принимать таблетки? Потому что твое сознание наконец очистилось.
– Открылось. – Она прижалась лбом к оконному стеклу. – Открылась какая-то потайная дверца, и он прокрался сюда вслед за своими чертовыми птицами. Это я во всем виновата. Понимаешь? Я показала ему путь.
– Ты не виновата. – Если бы Никита был мнительный и впечатлительный, он бы, наверное, поверил и проникся, но пока его мозг искал происходящему рациональное объяснение. Вот только беда – искал, но никак не мог найти. И птиц, и человека в маске он видел своими собственными глазами. А раны от птичьих клювов саднили до сих пор.
– Виновата! – Она снова мотнула головой, и кошка встревоженно заворчала. – Я понимаю, куда проще поверить, что все это бред, плод воспаленного воображения конченой наркоманки. Я и сама себе не верю…
– Сто тридцать две, – сказал Никита.
– Что – сто тридцать две? – спросила Эльза испуганно.
– Сто тридцать две мертвые птицы нашли в лесу под тем деревом. Я сам там был. Я и твоя Зена. И когда ты рассказывала про свои сны, про то, что эти твари делали с людьми, я верил каждому твоему слову, потому что стал бы одним из них, если бы не ты.
– Если бы не я? – Она посмотрела на него не с удивлением даже, а с изумлением.
– Ты что-то сделала с птицами.
– Я ничего не помню, я была без сознания.
– Возможно. Но ты все равно что-то сделала. Ты каким-то образом их убила, Эльза.
– Я?!
– Какие иностранные языки ты знаешь?
– Только английский. Такой… слабый английский, разговорный.
– Ты говорила на каком-то незнакомом языке, бормотала что-то непонятное, а потом птицы стали падать.
– Не помню. – Эльза потерла виски. – У меня было видение, где я бежала от Черной Погони, а потом устала бежать…
– Вот такое? – Никита взял в руку рисунок с девушкой и кошкой.
– Да. Я сначала боялась, а потом очень сильно разозлилась. И все… в моем видении птицы начали падать на землю.
– Они начали падать и в жизни.
Никита на мгновение задумался. Те птицы, что атаковали дом ночью, тоже умерли внезапно. От какой-то невидимой ударной волны. Интересная получается история. Может так статься, что здесь где-то поблизости есть военная база или какая-нибудь секретная лаборатория? Надо на всякий случай проверить, хоть на гугл-карты посмотреть. Ведь гораздо проще поверить в происки военных или сумасшедших ученых, чем в тот факт, что Эльза способна на такое… Еще сутки назад ему казалось, что Эльза вообще ни на что не способна. А сейчас что же получается? И главное, Никопольский совсем не удивился, когда услышал про птиц. Может, это на самом деле какой-то психологический эксперимент? Сначала в него втянули Эльзу, а потом решили увеличить число подопытных кроликов еще на одного. Или не на одного? Никопольский говорил про целую команду, которая должна отправиться в экспедицию. Команда подопытных кроликов для сумасшедшего миллионера! Тогда ведь можно устроить и постановку с человеком в маске. Что они знают про этот дом? Ровным счетом ничего! А если хорошенько все продумать, если срежиссировать этот спектакль? И то, что наутро Никита не нашел никаких следов, совершенно ни о чем не говорит. Следы можно уничтожить, было бы желание. Вот только непонятно, кому и зачем все это нужно. Если Эльзу можно запугать и запутать, то с ним этот номер не пройдет. Здравомыслие – его второе имя.
Было… до тех пор, пока он не увидел, что сделала Эльза с птицами, пока не увидел ее рисунки. Рисункам он, пожалуй, верил ничуть не меньше, чем самой Эльзе. Было в них что-то такое… Веяло от них таким ужасом, какой не придумать – только пережить. Кстати, о рисунках… Эльзу должна заинтересовать его новость.
Про рисунки и миланскую выставку Никита рассказать не успел – ночную тишину нарушил крик и звуки выстрелов. В свете фонаря перед запертыми воротами метался охранник. Тот самый, что впустил Никиту во
