– Не злись, Степа.
Да как же не злиться, когда они эту вот рыжую по всему лесу искали?
– Она Аленку спасла, – Оксана всхлипнула, а потом заговорила торопливой скороговоркой: – Это моя вина, недоглядела, понадеялась на новую гувернантку. Они с Аленкой на прогулку пошли. Я гулять разрешаю только перед домом, чтобы на виду… А они пошли на пруд. Григорий Анисимович распорядился утром каток расчистить, чтобы детишкам было веселье. Его сынишке сегодня полегче стало, вот мы и договорились, что Григорий Анисимович их всех после сна на санках по льду покатает.
Про сына управляющего Степан знал только то, что мальчик был поздним и долгожданным ребенком, но болел беспрестанно. На докторов и его лечение отец тратил немалые деньги. Может, оттого до сих пор и оставался в Горяевском, из-за денег.
– Я не знаю, как это получилось, – продолжала Оксана, не выпуская его руки из своей горячей ладони. – Не знаю, откуда взялась та полынья. Уже всех слуг допросили, думали, кто-то рыбу решил половить. Только кто ж теперь сознается? А полынью сначала прихватило ледком, а потом припорошило снегом, вот Аленка на тот снег и ступила…
Оксана и сама не видела, что плачет, в кровь кусает губы. Степан обнял ее за плечи, прижал к себе, сам поверх ее головы посмотрел на Злату. Девчонка сидела как ни в чем не бывало, попивала чаек из чашки английского сервизу.
– Аленка же в валенках, в шубке. Она сразу камнем под воду… – Настена поняла, что сейчас из Оксаны рассказчика не получится. – А гувернантка растерялась, закричала, побежала к дому, чтобы позвать кого-нибудь на помощь. Степа, мы бы Аленку не спасли, если бы не Злата.
Злата попивала чаек, стреляла зелеными глазищами в белого как полотно Дмитрия.
– Она нырнула за Аленкой прямо в прорубь. Представляешь?
– Я хорошо плаваю. – Девчонка пожала плечами, и ее веснушчатая грудь в вырезе платья качнулась на радость Дмитрию. Ну, или на погибель. Это уж как посмотреть. – И девочка же совсем маленькая, ее могло под лед утянуть.
Могло. И непременно утянуло бы или под лед, или на дно. Если бы не вот эта рыжая. Она поймала взгляд Степана, спросила одними только губами:
– В расчете?
Он молча кивнул. Теперь уж он у нее в должниках на веки вечные.
– Аленка, представляешь, весь день от Златы не отходила, – сказала Оксана и тоже глянула на девчонку с благодарностью. – Она ж никого, кроме нас с Настей, не признает, гувернанток дичится, а тут словно подменили ребенка. И Машеньке она понравилась. – Оксана замолчала, а потом продолжила решительно: – Степан Иванович! – Ох, коль уж называет его по имени-отчеству, значит, удумала что-то такое, что ему непременно не понравится. – Степан Иванович, Злата нам рассказала, что ехала в Сосновый работать учительницей, да только школа оказалась закрыта.
Понял Степан, к чему она клонит, вздохнул тяжко, приготовился слушать дальше.
– Вот и выходит, что работы у Златы теперь нет, средств к существованию тоже нет…
Тут уж Дмитрий вздохнул. Обиделся небось, когда услышал такое. Уж чего-чего, а средств для Златы он не жалел. Вот только она ничего у него брать не желала. Молодая, глупая и гордая. Ужасное просто сочетание!
– А девочкам она очень понравилась, и гувернантку ту я уже рассчитала. – Оксана говорила твердо, так, что сразу стало ясно, что решение уже принято. – Так что, господа, завтра утром Злата переезжает к нам! – это она вслух сказала, а уже Степану на ухо шепнула: – Их давно уже нет, Степа. Даст Бог, и не вернутся больше.
Да только вернулись… Прилетели на крыльях лютой мартовской вьюги. Явились оба – и Игнат, и Вран, а Степан подумал, что совершил страшную ошибку, когда разрешил Злате остаться в Горяевском. Теперь в заложниках у нежити оказалось на одну девочку больше. Правда, сама Злата себя заложницей не считала, с прежней резвостью скакала по лесу, успевала и с детьми управляться, и со старухой разговоры разговаривать. Ни Игнат, ни Вран ее не замечали. До поры до времени…
Тот день ничем не отличался от остальных, весна входила в свою силу, топила снег даже в самых темных уголках леса, будила мелких птах, гнала из-под земли первоцвет. Жизнь, какая она есть. Красота. Степан сидел на крыльце своего дома, правил нож, когда услышал этот крик. Кричать так не мог ни человек, ни животное. Кто ж тогда?
Долго гадать не пришлось. Затянуло весеннее небо. Сначала подумалось, что тучами, но оказалось, что птицами. И дождь на землю пролился кровавый, совсем как тогда, на болоте. Степан вскочил на ноги, сбежал с крыльца, задрал голову к небу, прикидывая, где, над каким местом проливается в это самое мгновение кровавый дождь. Выходило, что близко. Где-то посреди пути от его дома до ведьминой избушки. Стало одновременно и страшно, и радостно! А ну как нашла старуха управу на нежить!
Вот только не нашла…
Вран стоял в центре лесной поляны. Он больше не кричал, закрывал лицо руками. А над головой его с кровавыми ошметками плоти в клювах кружили птицы. Занялось от боли сердце, предчувствуя страшное. Если столько крови, сколько же тогда мертвецов?..
А Вран отнял руки от лица. От того, что когда-то было лицом, а сейчас дымилось и оплывало на землю гнилой плотью.
– Пограничник… – прошипел, обнажая в страшной ухмылке голые десны. – Вижу, снюхался со старой гадиной!
– А у тебя, вижу, не вышло?
Не возвращал кровавый дождь нежити былую красоту и силу, не приживалась больше сорванная с мертвецов плоть. Старуха постаралась? Она! Больше некому.
– Думаешь, ржавой цепью меня можно удержать, – шипел Вран, размазывая кровь по тому, что когда-то было лицом. – Думаешь, со мной так просто справиться?
Значит, права оказалась старуха, приходил он к ней за цепью, да только встретил неласковый прием. Чем она ему в морду плеснула, каким таким заклятьем? Или, может, остатками той силы, что еще могла наскрести по углам? А цепь, видно, силу имеет, если Вран за ней пришел. Эх, еще бы и замок найти!
– Зря ты все это затеял, пограничник! Ох, зря! Думаешь, если повязаны мы с тобой, думаешь, если я девок твоих не могу убить… – Значит, не может! Вот и проговорился нелюдь! – Думаешь, я никого не трону? Так не надейся, пограничник! И года не пройдет, как наполнится твой любимый лес мертвечиной! Никто меня больше не остановит! Ни меня, ни мою Погоню! Готовься
