Свежий утренний ветерок чуть-чуть подул с севера. Открыв глаза, я слегка вздрогнул, и от ветерка и от воспоминаний. Заря охватила уже полнеба, я потянулся, заглянув себе за спину, и невыразимый ужас объял мою душу, страх заледенил кровь и почти лишил сознания Фароата: Силак собственной персоной восседал на каком-то мешке и смотрел на нашу утомленную бурной ночью компанию. За его спиной стояли два воина. Их хмурые, заросшие бородами лица были знакомы Фароату. Он видел их когда-то, но имен не помнил. У ног хозяина Ильмека лежала Алиша. Ее руки и ноги были стянуты ремнями, а во рту торчал кляп. Силак держал в руке акинак.
Мое раннее пробуждение, похоже, как-то нарушило его планы.
– Проснулся, собака? – прошипел он и замахнулся.
Страх и так сжимал мое сердце, и я сидел перед ним, как говорится, ни жив ни мертв.
И то, что все эти ощущения достались мне в наследство от Фароата, ничего не меняло. Моего контроля только и хватило, чтобы вытянуть руку и воскликнуть:
– Постой!
– Что ты, щенок, обокравший мой дом, хочешь сказать?
Наверное, когда пазака Ильмека был молод, ширину его плеч подчеркивала узкая талия, а сейчас он скорее похож на жирного борова: большая кудлатая голова наклонена вперед, плечи отведены назад, выпирающий живот выдает его пристрастие к вину. Темные пятна на синей рубахе, заправленной в красные штаны, скорее всего, оставлены тем пойлом, что так любят многие сколоты. Чуни, расшитые бисером, тоже видели множество пиров. Он ждет от меня оправданий? Не думаю…
И тут я замечаю, что Авасий дышит как-то быстро. Наверное, парень уже проснулся, но не спешит показывать это, а услышав, в чем обвинен его вождь, разволновался. Как ни странно, но в тот момент страх Фароата почти перестал сковывать меня, и я, воспрянув духом, уже со звоном в голосе отвечаю:
– Ты хуже пса! Среди собак встречаются такие, что не идут в бой, но и не убегают из своего дома, когда туда входят чужаки, лают! А ты сбежал и увел с собой воинов. Отец мой сражался, и Афросиб, служанка твоя была убита меланхленами, а я лично вот этим мечом, – будто для убедительности извлекаю клинок из ножен, – зарубил двоих!
Расстояние между мной и Силаком едва ли больше полутора метров, поэтому я встаю и без особых усилий резким движением вонзаю меч в его объемистое брюхо. Пазака Ильмека такой подляны с моей стороны не ожидал. Его пухлые щеки хоть и покраснели от гнева, едва я начал говорить, но лицо еще сохраняло надменность, и взгляд оставался глумливым; получив укол мечом, он хрюкнул, выронил из пухлой ладошки кинжал и раскрыл рот в беззвучном крике. Я бью уже наотмашь по шее, чтобы наверняка!
В тот момент вижу, что один из воинов, до этого стоявший за спиной вожака, прыгает вперед. Его запоздалый рывок не спас хозяина: лезвие меча сочно вошло в основание шеи Силака, и моя рука чувствует особую вибрацию, как клинок скользит по шейным позвонкам. Увы, в какой-то момент я пропустил удар в предплечье и, отступив, выпустил рукоять меча.
Теперь уже с двух сторон на безоружного меня медленно и упрямо наступают два сорокасантиметровых клинка. Предплечье болит и кровит, остается единственная надежда, что сумею вовремя отскочить в сторону, чтобы отклониться от удара, но беда в том, что я почти прижат к забору и отскакивать-то особенно некуда.
Два коренастых, длинноруких, матерых воина подходят все ближе, они уже в двух шагах от меня! И мне уже все тут кажется таким нелепым – и эти две крадущиеся фигуры, похожие на горилл, и их оружие, страшное своей примитивностью, и мое отчаянное положение человека, зажатого в угол. В прошлой жизни мне не раз приходилось бывать в отчаянном положении, но во всех случаях это был результат моих настойчивых попыток чего-то достичь, все имело какой-то смысл, но то, что разыгрывается сейчас…
Тот воин, что первым попытался защитить своего хозяина, достиг той черты, которую я мысленно провел перед ним, и я молниеносно хватаюсь за рукоять своего акинака, механически в то же время отмечая, что теперь и Авасий кидается в бой с другой стороны. Он словно палкой ударяет лезвием кинжала по шее стоящего чуть дальше от меня воина, потом бьет куда-то в его спину и валит противника на землю, а я, поднырнув под руку, держащую кинжал, вонзаю снизу вверх свой акинак в солнечное сплетение телохранителя Силака.
Дальнейшие события развиваются без особых осложнений: разбуженные стражники видят три трупа и связанную девушку. Признают – я в своем праве! Вместе освобождаем Алишу от пут, и едва она избавляется от кляпа, как тут же с радостным удивлением восклицает:
– Фароат, ты смог?! Прости меня, я знала, что он придет, но молчала, потому что Силак обещал оставить тебе жизнь…
Она зарыдала безутешно и громко. Пришлось утешать, мысленно коря себя за пагубную беспечность, отсутствие должного внимания к приступам интуиции.
Все сложилось для меня так хорошо, что лучше, если учесть наличие претензий ко мне со стороны Силака, и быть не могло. Однако держащие мою сторону Евмел и Дидимоксарф имеют определенные обязательства перед местным архонтом. Им было неловко, но стражники сообщили о необходимости про ехаться вместе к дому градоначальника и предъявить тому трупы плохих людей.
Погрузив тела Силака и его воинов на спины лошадей, все мы поехали за указующим путь Евмелом. Дидимоксарф куда-то отлучился. Городок просыпался. Такие же, как и мы, гости Гелона тушили костры. На площади между храмов, а их здания были самыми большими и выделялись деревянными колоннами, уже гомонили торговцы птицей, расставляющие клети, и продавцы скота. Их овцы толпились в загонах, а быки и кони стояли при своих хозяевах. В отличие от наших лошадей, их животные были сыты, и пока шум на площади был умеренным.
Как черт из табакерки перед нами выскочил Дидимоксарф и, помахивая рукой, дал знак следовать за ним. Когда толпа торговцев осталась за нашими спинами, я увидел около двух десятков сколотов с длинными копьями и овальными щитами в руках. Воины стояли у большого двухэтажного дома. Его украшал лепной фронтон, подпертый рядом колонн, увенчанных дорическими капителями. Я поначалу принял отполированное и выбеленное дерево за мрамор, так искусно те колонны
