У линии стражей мы спешились и сгрузили тела на замощенную амфорным боем землю. На обширном крыльце из полутора десятков ступенек появились две фигуры. Один из них точно воин: красные одежды и такого же цвета высокая тиара поблескивали в лучах восходящего солнца медью заклепок и пряжек, и ножны меча на боку воина тоже были украшены сверкающим металлом. Второй был выряжен в темные штаны и синюю рубаху, перехваченную широким кожаным поясом на объемистом брюшке, спускающуюся ниже колен. Оба они носили длинные усы и широкие бороды. Воин, взмахнув рукой, наверное, закончил разговор, потому что тут же устремился по ступенькам вниз. Второй, едва поспевая за ним, активно жестикулировал. До меня донесся последний ответ местного князька, прежде чем он подошел к нам:
– Аристид, воинов не дам!
Названный Аристидом не спешил уходить. Присев на ступеньку, он с интересом стал рассматривать нашу компанию и лежащие на земле тела Силака и его телохранителей.
Воин какое-то время тоже рассматривал и нас и трупы, что-то, видимо, решив, подошел ко мне и потребовал:
– Назовись!
– Фароат, сын Андарина, – не медля ответил я.
– Это твои воины?
Архонт спросил, как говорили в моей прошлой жизни – так, на всякий случай. Если у резиденции стояли его люди, то за моей спиной, естественно – мои. Но весь сарказм я предпочел оставить при себе. Вытянувшись, как перед высоким военным начальником, я твердо его заверил:
– Мои, архонт.
– Пусть возьмут с них, – он указал на тела, – по праву и зароют их без тризны на валу.
Я поймал вопросительный взгляд Лида и прикрыл глаза, давая свое добро. Братья и Мазий по его указке тут же приступили к сбору трофеев с убитых, а архонт снова оценивающе взглянул на меня и спросил:
– Ищешь службу?
Я решил свести нашу беседу к минимуму, поэтому ответил просто:
– Да, архонт.
Он кивнул, будто соглашаясь или одобряя, и поманил к себе недавнего собеседника:
– Аристид, иди к нам, – дождавшись, пока тот приблизился, продолжил: – Ты просил воинов? Эти пойдут с тобой…
Не прощаясь, архонт пошел к площади, за ним двинулись его воины, а названный Аристидом, покачивая головой, запричитал:
– Такой молодой… Наверное, ты и твои люди любят вино и много едят?
Напустив стали в глаза, я ответил:
– И вино пьют, и едят много! А сам я люблю монеты серебряные, а еще больше золотые!
– Монеты?! – пропищал Аристид. Похоже, услышав о деньгах, наш работодатель настолько сильно разволновался, что потерял голос.
«Не тот ли это Аристид – торговец из Ольвии?» – промелькнула мысль, и тут же я решил проверить свою догадку:
– Путь в Счастливую долог. Времена нынче неспокойные. Не каждый купец решится посетить воюющий с меланхленами Гелон. Твои товары, если сумеешь их довезти, там заберут дороже обычного…
Я угадал. Слушая меня, Аристид кивал, а когда я закончил предполагать, он вкрадчиво поинтересовался:
– Какой торговец учил тебя уму-разуму?
– Афросиб, – тут же ответил я, вспоминая наставления старого учителя Фароата.
Глава 9
Шел второй день пути, когда из окрестных пейзажей исчезли камышовые озерца и лиственные рощи. Теперь негде спрятаться от зноя и духоты. Рыжик машет головой, отгоняя назойливых мух и слепней. Из-под горячей попоны выбивается полоска пены, густая, как сметана. Идем пешком и ведем коней на поводу под крики погонщиков быков и лошадей Аристида.
Грек больше не высмеивает глупость сколотов, и в его глазах уже не вспыхивают огоньки удивления. Он почти не выходит из своей роскошной повозки. Ему пришлось нанять мой отряд. Именно нанять, а не взять в сопровождающие за еду и вероятность получить боевые трофеи. Когда он спросил, сколько стою я и мои люди, если на его родине всадник получает в день драхму, а гоплит до пяти оболов? Я не задумываясь поинтересовался:
– Скажи, Аристид, а сколько оболов в драхме?
– Шесть, – ответил он, не скрывая удивления. И не от того, что я не знал. Скорее, от моего интереса.
– Мне хватит шести оболов на каждого всадника, если на них я прочту надпись «ОЛВИ».
Аристида в тот момент чуть удар не хватил. По крайней мере, я даже заволновался о самочувствии торгаша: лицо его побледнело, потом на щеках и лбу проявились красные пятна, а рука потянулась к груди. Спустя мгновение он выкрикнул:
– Это больше, чем афинская драхма!..
Хорошо, что эллин не догадывался о моей полной неосведомленности. Когда он вещал об известных ему счетных мерах – минах[26] и талантах[27], я слушал, будто все это мне уже известно, с кислым лицом и прищуренными глазами. Зато потом он признался мне, как человеку, достойному узнать тайну: манипулируя обменным курсом, порой можно получить большую выгоду, чем просто продавая товар! Например, в Ольвии одну меру золота меняли на тринадцать серебра, а в Боспорском царстве такой обмен совершался один к десяти. На обмене меди на серебро тоже можно было заработать, но меньше, не более десяти процентов. Медная монета не считалась торговцами полноценной. Они-то уж знали, сколько стоят по отдельности чистая медь и олово! А какой сплав в храмовой или муниципальной монете, знали только те, кто ее отливал. Поэтому медные деньги носили вспомогательную функцию при обмене и копились только лишь бедняками. Мне пришлось вспомнить столь нелюбимый курс по кредитно-денежной системе капиталистических стран, и я невольно сравнивал медные деньги Ольвии с бумажными деньгами – банкнотами, когда их сжигает инфляция. А может, куда уместнее сравнить их с порченой, неполноценной монетой из низкопробного серебра? Для себя я определил правило не связываться с медными деньгами, поскольку, со слов Аристида, торговцы определяли рацио меди к серебру и сорок и тридцать к одному, а бывало и намного меньше. Вес медной монеты постоянно менялся и часто в сторону уменьшения.
Я внимательно слушал и кивал, когда он делал паузу и бросал вопросительный взгляд, мол, понимаю ли я? Ударили по рукам, сговорившись: пять оболов каждому воину, но при условии, что обеспечиваем себя едой и лошадей кормом сами.
Хромую кобылу я продал прямо там, где и получил работодателя – на площади Гелона за сотню монет. Тогда я узнал, что за хорошего коня просят от трехсот серебряных оболов. Не так уж и много, как казалось, когда еще не держал в руках тех денег. Маленькие серебряные монетки весили не больше грамма. Аристид выдал аванс – кожаный мешочек с тремя сотнями оболов. То была наша зарплата чуть больше, чем за девять дней сопровождения каравана грека. Потратились полученные деньги тоже быстро: добротные, из овечьей шерсти, выкрашенные синей краской плащи, например, обошлись нам по пятьдесят оболов, каждая овца из тех, что закупили мы в дорогу – по десять. За один литр дешевого вина торговцы просили половину обола, и пришлось покупать: мне это пойло не нравилось,
