Один слиток Дауд заплатил капитану, а второй – портовому распорядителю. «Пожалуй, такой слиток эквивалентен полугодовой или даже годовой зарплате каждого», – подумал он. После этого вопросов никто не задавал, и «Медведь Тамарака» вышел из Поттерстеда на всех парах тем же вечером с одним лишним матросом, имя которого не значилось в списках.
В течение почти трехнедельного пути на юг Дауд работал бок о бок с остальными. В команде было семь человек плюс капитан – самый минимум, необходимый для управления кораблем и тяжелого труда по очистке и ремонту орудий, которые требовались для основного занятия судна – гарпунных пушек, лебедок, китовых рам и сложных систем кранов. Дауд с командой усердно работал, накручивая цепи и тросы, разбирая и собирая механизмы. Утомительное занятие, но Дауд чувствовал прилив энергии, оживал от близости цели и как никогда обостренной решимости завершить свою миссию.
Пока команда спала, Дауд тренировался. Корабль был гигантским, а сокращенный экипаж работал в основном на палубе, и просторные внутренности судна стали личным владением Дауда. В одном из грузовых трюмов он даже начал строить для себя спортивный зал из обломков нерабочих механизмов, отложенных после ремонта. Он собрал четыре манекена, со множеством рук и панелей, чтобы бить руками и ногами и оттачивать свои и без того внушительные боевые навыки. Он построил многоэтажные леса и платформы, рамы с горизонтальными турниками. Ночью он прыгал, бегал, раскачивался на шестах и прутьях, скакал, кувыркался, снова скакал с платформы на платформу.
Звуки его тренировки отдавались в огромных пустых залах «Медведя Тамарака». Однажды – только однажды – он видел, как в проеме перегородки трюма показался капитан, наблюдавший за его трудом. Когда Дауд остановился и посмотрел на него, капитан кивнул, а потом исчез.
Если Дауд не тренировался и не работал, то проводил время в каюте, которую ему отвел капитан, в офицерской комнате вдали от коек основной команды. Здесь Дауд спал глубоким сном, пока тело отдыхало от трудов на борту корабля, или упражнялся в различных техниках медитации, которые узнал на Островах, сосредотачивая разум, готовясь к грядущим испытаниям.
Время прошло не зря. Когда корабль приближался к конечному пункту, Дауд чувствовал себя спокойным и отдохнувшим, несмотря на все нагрузки.
Корабль обошел западное побережье Серконоса, оседлав быстрое океаническое течение, обегающее южный выступ Островной Империи, а когда вдалеке показался город Карнака, Дауд считал себя готовым к встрече с Чужим. Он спрашивал себя, чувствует ли это Чужой, наблюдает ли за ним, подталкивает ли события к их завершению. В моменты сомнений Дауду казалось, что у него нет свободы воли, что он лишь следует контурам вселенной, что его жизнь с неизбежной обреченностью несется к последнему столкновению.
В каюте Дауд подрезал волосы опасной бритвой и зачесал их назад, загладив маслом из пчелиного воска и жира тивийского медведя, слитого с одной из гарпунных пушек на палубе. Затем он побрился, медленно обнажая лицо, которое не видел уже годами, лицо, которое как будто должно было принадлежать не просто другому человеку, но и другому миру. Закончив, он умылся и встал перед маленьким зеркалом, глядя на старика со старым шрамом, бегущим по правой стороне лица от виска к челюсти.
Он оделся в рубашку с длинными рукавами, затем натянул выцветшую куртку с длинными рукавами и высоким воротником на пуговицах. Поверх – защитный колет из коричневой кожи и, наконец, красный жакет с коротким рукавом, доходивший до колена. Затянул тяжелый коричневый ремень на талии, затем накинул на плечи долгополый плащ, который одолжил у одного из членов команды – удобную одежду с большим капюшоном специально для климата Тивии.
Затем он обернулся и снова взглянул в зеркало – но не увидел себя. Он увидел человека, которого давно считал мертвым. Человека, изгнанного из Дануолла пятнадцать лет назад, чтобы не возвращаться к жизни сплошь из насилия и тьмы, оставленной позади.
Когда «Медведь Тамарака» пристал в Карнаке, Дауд, бывший предводитель «Китобоев», мастер-убийца, Кинжал Дануолла – марионетка Чужого – бесшумно соскользнул с корабля и растворился в городе.
23ДОКИ КАМПО СЕТА,КАРНАКА22-й день месяца Урожая, 1852 год
Спи-усни, не бойся ночью,Мать колыбельную тихо бормочет,И не надо в предутреннем мракеДумать тебе о будущем страхе.– «ТРАДИЦИОННЫЕ ПЕСНИ СЕРКОНОСА»Отрывок из популярной песниДве ведьмы наблюдали за «Медведем Тамарака», что стоял в порту, затмевая небо, – выше большинства зданий, сгрудившихся в этой части побережья Карнаки. Парочка сидела на вершине рекламного щита, болтая ногами, а объявление под ними давно превратилось в темный палимпсест неразборчивых образов.
Люсинда склонила голову, глядя на горизонт.
– Он вернулся. Как и предвидела наша госпожа.
Ее спутница, Кэйтлин, нахмурилась. Ее стриженые черные волосы взъерошил теплый вечерний ветерок, и она провела рукой по затылку.
– Мы же не можем надеяться, что все пойдет по плану, да?
Люсинда улыбнулась.
– Почему же нет, сестрица моя? – она пожала плечами. – Все готово. Остались только последние предметы из Королевской кунсткамеры, и капкан будет установлен. Остается только дождаться, когда наш враг в него войдет.
– Но Брианна бессильна, она…
Люсинда толкнула Кэйтлин в плечо, вынудив ведьму схватиться за вершину щита, чтобы не потерять равновесия.
– У Брианны нет магии, но она далеко не бессильна.
– Я не понимаю, – покачала головой Кэйтлин.
Люсинда наклонилась к спутнице, и ее глаза подернулись черным, превратились в два темных озера. Кэйтлин охнула:
– У тебя все еще осталась сила? Но как?
Глаза Люсинды вернулись к норме.
– Нашу госпожу отсекли от Бездны, но ее магия еще сохраняется в мире. Ее черные костяные амулеты еще поют. И остатки силы еще сохранились во мне и некоторых других. Видишь? – она сдвинула блузку, чтобы показать покрытое чернилами плечо. Когда Кэйтлин изучала линии татуировки, они плыли перед глазами. – Эта – из последних ее проб, заключительный эксперимент, – она остается, хотя я и чувствую, как угасает сила. Но ее хватает. Мы будем действовать по плану. Мы нужны Брианне как никогда.
Кэйтлин отвернулась обратно к «Медведю Тамарака». Она чувствовала себя взволнованной, возбужденной – восторженной. Значит, еще ничего не кончено – пока нет. Они осуществят великий план, который Люсинда предложила, как только узнала, что Дауд еще бродит по миру. Изначально они планировали принести Дауда в дар своей госпоже Брианне, чтобы заслужить ее милость – Брианна могущественна, недоступна, и Люсинде хотелось продемонстрировать
