нашептывает на ухо святому хитроумно ухмыляющийся демон с нечеловеческим лицом…
А у «куратора» демонов лицо почти человеческое. Что за личность? Дагон? Магон? Он стоит напряженно, подавшись вперед, вот-вот бросится, в старинном камзоле, перетянутом портупеей, жесткий черный воротник, алый плащ, скуластое лицо, волосы черные, как смоль, волнисто обвивают лицо, сливаются на плечи, орлиные глаза сверлят мозг, как перфоратор бетонную стену. Он держится за эфес сабли. Рядом с этой картиной нормальному человеку стоить нельзя – Артем попятился, от картины явственно несло чем-то сырым, могильным…
Лицо второго «вершителя судеб», словно загробное видение, лицо наполовину скрыто тенью, он взирает на зрителя с высокомерным равнодушием. Блеск лат, плюмаж на причудливом шлеме. Полотно написано широким свободным мазком, мерцает тонкими валерами перламутра…
– Ты крестись, дружище, крестись… – бормотал где-то за ухом севшим голосом Павел. – Неужели тебе не хочется сдуру перекреститься? Ты же веришь в Бога?
– Я бы верил, Пашка, – потрясенно шептал Артем, – да Бог не верит в меня…
А ведь без шуток хочется креститься, рухнуть на колени, разбить лоб в молитвах, чтобы пронесло… Он брел на подгибающихся ногах мимо вызывающе роскошных полотен. А персонажи их буквально следили за его перемещениями, провожали взорами, многозначительно переглядывались… Или снова взыграли галлюцинации? Многофигурные композиции. Пьяницы, бродяги, распущенные, одетые в отрепья женщины… Типичная бодегона Диего Веласкеса – изображение погруженной в полумрак харчевни. Свечи у них там, что ли, кончились? Лучше не видеть эти лица пирующих персонажей, в них слишком мало человеческого… «Венера перед зеркалом» того же Веласкеса – обнаженная прекрасная дама, лежащая к зрителю спиной и превосходной пятой точкой. Но в зеркале, который держит израненныи ангелок (видно, кубарем падал с неба, получив пенделя от своего патрона), в дымчатой полумгле просматриваются контуры морщинистого лица безобразной ведьмы…
Но здесь не только подражания и плагиаты. Творения в основном оригинальные, такие, от которых кровь стынет в жилах. Разложившийся покойник в истлевших лохмотьях – реалистичен, как фотография! – испытывает жгучее желание воскреснуть. Ему удается приподняться, подтянуть под себя ногу, приоткрыть и обратить на зрителя ввалившиеся болотные глаза. Неподалеку сидит обыкновенная кошка и вдумчиво трет лапкой мордочку, намывая необычного гостя в обычном мире. Неистребимое поверье, что если кошка перепрыгнет через покойника, он становится упырем… Двое людей в католических рясах из толстой сермяги с растерянными лицами склонились над кликушей – женщиной, в которую вселился бес. Девушка красива, у нее очень выразительная грудь, с которой она уже сорвала свои одежды. Ее трясет, она бьется в припадке, заразительно хохочет, тянет скрюченные персты к беспомощному экзорцисту… Что он может сделать, если женщина уже целиком во власти Дьявола и не хочет оттуда возвращаться?… Тема так называемого экзорцизма не единична. Захламленный монастырский двор, скопление экзальтированной публики, добрая половина – грязные проститутки. Уже вечер, багровое солнце заходит за стену монастыря, но видна надпись над сводом арки: «Общество возмещения душ» (по-французски). Основателем общества был аббат Булле и его любовница Адель Шевалье. Их работе посвящена тема произведения. Странный и непристойный экзорцизм. Привязанный к колоде бедолага облит кровью мертвого младенца, над ним колдует взъерошенный, возбужденный священник, а дама в черном наряде обрызгивает участников церемонии человеческими экскрементами. Здесь явно обряд изгнания бесов перепутан с пресловутой «черной мессой», но никого из участников церемонии это не тревожит, все довольны, все радуются… Костры, на которых мучительной смертью гибнут молоденькие девушки и бесполезные старухи – вся картина проникнута воплем, от которого буквально взрываются уши. Собрались однажды инквизиторы вокруг костра… Ну как не посочувствовать симпатичным ведьмам? Церковь сама породила это зло, сама и бьется с ним уже которое столетие. Возвеличила эту силу, доведя ее до полного абсурда, воскресила диковинные обычаи. Практически все средневековые дьяволо-поклонники – бывшие (а то и действующие) церковники. В одном немецком городке в семнадцатом веке спалили двести ведьм – практически все женское население. Горели и мужчины. Среди казненных – самый толстый мужчина, самая толстая женщина, самая красивая девушка, знавшая несколько языков и прекрасно справляющаяся с музыкальными инструментами. Пощады не было никому: и чрезмерная упитанность, и красота, и высокое духовное развитие – все было объявлено ОТ ДЬЯВОЛА… Священники явили миру то языческое, что давно поросло быльем: испытание водой – ведьму связывали, бросали в воду, если всплывет, значит, точно ведьма, если потонет, то вышла ошибка, и мертвеца хоронили, как порядочного гражданина. Испытание огнем: раскаленный болт, окропленный святой водой, вкладывали обвиняемому в руку – если болт сожжет ее, стало быть, доказана виновность, если рука останется невредимой, то бедолагу, к сожалению, можно отпустить…
«Крестный ход» спускается с горы. Участники процессии закутаны в черные одежды, вышагивают стройными рядами – с образами, хоругвями, изрисованными пентаграммами, перевернутыми крестами. С ними Дьявол – на прекрасном черном коне, с высоко поднятой головой… Вакханалия «черной мессы», где Князь Тьмы, приняв облик сексапильного юноши, сжигает самого себя. Обычная история. После самосожжения приспешники собирают веничками золу (смертельно опасную для человека), и Дьявол воскрешает, выводит в круг обнаженную королеву бала, обходит торжественно гостей, укладывает ее на алтарь и делает все как в жестком немецком порно. Он знает толк в эротических рекордах…
Подмигивал лукавый бес-искуситель: в чем же смысл жизни, брат, – в удовлетворении или удовлетворенности? Гордо смотрела восходящая на костер ювелирша Катрин Монвуазен, урожденная Дезейе, отправленная на казнь совершенно справедливо. Ее подвиги превосходили подвиги всех известных в шестнадцатом веке отравительниц. В ее саду в Сен-Жермене были найдены 2500 закопанных детских трупиков. Конфисковано огромное количество крысиного яда. Сообщник Монвуазен аббат Гибур двадцать лет практиковал черные мессы и энвольтировал по заказам клиентов на смерть. А в клиентах числилась герцогиня Орлеанская, герцогиня Бульонская и лично маркиза де Монтеспан – фаворитка Людовика Четырнадцатого, очень недовольная, что из фавориток ее беспардонно выдавливает юная выскочка де Фонтане… Очередная бодегона – все, чем радуют свои желудки вершители человеческих судеб. Простор для истинного чревоугодника: баран, не запрещенный ни в одной религии, яркие фрукты, издающие пронзительный запах, расчлененная голова акулы с очень привлекательной пастью, порезанный ломтями крокодил, пикантная анатомическая подробность крупного зверя, опоясанная лимонными кружками…
– Деликатесы, едрить твою налево… – бормотал умирающим голосом Павел. – А ведь эти продукты являются великим достижением кулинарной мысли… В Таиланде меня кормили супом из плавников акулы. Стоит невыносимые деньги, а такое редкостное дерьмо… Вязкий, невкусный… Пенис тигра – говорят, что эффективный афродизиак, но я как-то не жалуюсь… Охренеть – чашка супа из тигрового пениса стоит триста бакинских! Есть можно, вот только поговаривают, что вместо пениса тигра ушлые повара умудряются подсунуть пенис быка…
– Пашка, помолчи, не до тебя… – взмолился Артем. Голос приятеля превращался в тонкое сверло. Но тот не унимался, трещал без остановки. Ему не о чем было молчать.
– А вот омлет из крокодиловых яиц – это нечто, Артем… Нормальная человеческая еда… А еще лучше – поджаренная крокодиловая ступня. Очень тонкий, изящный деликатес. В меню его называют «лапой дракона»…
Он схватил приятеля за рукав, куда-то потащил, пока тот окончательно не свихнулся. У Павла заплетались ноги. Смещались полушария, раздражал многоголосый бубнеж, исходящий непонятно откуда, звенели нервы. Дьявол есть… – настаивал помешавшийся здравый смысл, – его не может не быть. Иначе что здесь с тобой происходит? Сойти с ума от какой-то живописи?
В галерею могли запустить какой-то газ, могли обкормить психотропными веществами, могли хорошенько загипнотизировать… Но зачем?
Они упали за алтарем, но и здесь было некуда спрятаться от сатанинской братвы. Она взирала отовсюду – слева, справа, сзади, била прямой наводкой точно в цель. С закрытыми глазами было как-то легче.
– Господи, я бы убил их всех… – стонал Артем.
– Пустое, дружище, – отозвался Павел, – если бы мы смогли надавать по задницам всем, кто виновен в наших несчастьях, мы бы неделю не смогли сидеть.
– Но я же не виноват, – возмущался Артем.
– А я тем более, – вздыхал Фельдман.
Он не помнил, как они отдали концы, просто отъехало утомленное сознание, и он при всем желании не
