– Да я не в обиде, – заверил тот.
– Подыщем вам жилье, не беспокойтесь. А коли еще пропажу обнаружите – сразу ко мне, – велел Щербин. Он пожевал губами и почесал кончик носа. – Хоть вам и вернули вещи, но факт кражи налицо ведь.
– Если бы не Кай, даже говорить не стали бы! – возмущенно заметил Симонов. – У отца Михи однажды чайник утащили и не отдали. Жена Стрижова скандал закатила, ну, тот и не стал связываться.
– А следовало сразу ко мне идти! – не менее возмущенно сказал глава. – Я пусть и знаю про их фокусы, но без обращения пострадавших ничего сделать не могу. У меня-то они не воруют.
– Ну просто… – парень опустил взгляд и принялся рассматривать мысы сапог.
– Женщина в положении… – фыркнул Кай и продолжил высоким гнусавым плаксивым голосом: – Детки малые, семья бедная, никто не жалеет, малость какую-то – и то не дадут, а сами с жиру бесятся…
Влад фыркнул. Спародировать обычные интонации жены Стрижова вышло у Кая просто замечательно.
– У меня эта семейка вот уже где! – Виктор Никитич демонстративно ударил по горлу ребром ладони. – И не только у меня, если честно, потому как манипулировать общественным мнением и давить на жалость можно лишь до определенного предела. Но… – он посмотрел на Симонова. – Есть здесь некоторые сталкеры, которые нагнетают обстановку, и, вот ведь зараза, Винта слушают слишком многие, а народ живет скученно, и каждый за свое доброе имя трясется. Никто не хочет слыть стукачом и доносчиком, все боятся, как бы в спину плевать не стали. Дрянь и средневековье какое-то. То ли дело – на Ганзе. Там с законами строго.
– Не везде, – сказал Кай. – Не все Кольцо живет одинаково, и аккурат на нем давно уже пытается возникнуть новый общественный институт – так называемых профессионально нищенствующих.
– Гадость какая, – поморщился Щербин. – И как поступают с этими… профессиональными?
– Откуда-то изгоняют, где-то расстреливают. На Красной линии, рассказывали, одно время даже поощряли. Идеологии-то, вроде, схожие: все должны быть равны, каждому по потребностям и никакой частной собственности. Ровно до того момента, пока не сообразили, что нищие хоть и работают, но через силу, зато плодятся, как крысы.
– Дрянь, – поморщился глава.
– Вот и я полагаю, что эту заразу искоренять требуется. В людях и без того не так уж много сочувствия и любви к ближнему, эти же паразитируют на остатках человечности. Нельзя такое допускать.
Влад с удивлением понял, что снова полностью согласен с Каем, хотя еще совсем недавно мог и усомниться в подобных радикальных методах. Винт как-то пересказывал ему старую книгу (похоже, сектантскую), в которой с такими вот убогими, как Стрижовы, следовало делиться, причем «безвозмездно, по доброй воле и от чистого сердца». И ведь Влад тогда чувствовал неприятие и даже фальшь этого учения, а возразить Винту так и не решился.
– Вы мне другое скажите, – попросил Кай, обращаясь к Щербину, – зачем было вообще тащить на Нагатинскую эту парочку с выводком? Вы ведь, насколько понимаю, обеспечиваете безопасность с юга для серой линии, а не работаете на демографию.
Глава лишь махнул рукой и признался:
– Сглупил. Наша экспедиция воспринималась как авантюра очень многими. Хоть и затевалось все на Добрынинской при поддержке Ганзы, и Тульская, народ которой беднее церковных мышей, тоже вписалась, как и Серпуховская, а немногие готовы были с насиженных мест сняться и возрождать станцию. Опасность, опять же, повышенная напряженность и всяческие слухи.
– А беда пришла с севера, – заметил его собеседник. Щербин на это только тяжело вздохнул.
Помолчали.
– То есть, специально никто народ не отбирал? – спросил Кай.
– Куда там! – глава снова махнул рукой. Затем продолжил: – Ганзейское начальство прямо сказало: мы не коммуняки и не фашисты, потому на новое насильственное переселение народов не подпишемся. Кто пойдет – тот пойдет.
– Недалек тот день, – усмехнулся Кай, – когда они заново изобретут демократию… вернее, охлократию, – поправился он. – И наступит полный ахтунг, бардак и прочая свистопляска с выборами. Кандидаты один другого горлопанистее и омерзительнее, вместо хозяйственников – либералы. А? Сказка! На фоне всего этого очередной ядерный взрыв – уже в подземке – никого не удивит.
– Типун тебе на язык! Сплюнь и по дереву постучи, а лучше – по голове! – еще пуще замахал на него руками Щербин и вдруг, как-то сразу погрустнев, вернулся к прерванной теме: – У нас на станции семейных не так уж и много. У большинства дети взрослые. Кондрашевы здесь – классический пример: муж – отличный боевик, жена на фабрике работает и всех нас кормит. Глеб уже ходит в дозоры, нынче в южном околачивается, и, вроде бы, его даже хвалят и делу учат. Младшие с грибами возятся – им только в радость. А Стрижов на Тульской, хоть про его жену и говорили всякое, был неплохим техником. Этот гаденыш подавал надежды. Его первое время Иваныч натаскивал. Однако потом то ли Стрижов что-то стащил у него по мелочи, то ли Королева оказалась смышленее. Иваныч не расскажет, он мужик-кремень выпуска старой довоенной школы, но Стрижова на дух не переносит теперь. Потому мне твое обвинение кровь из носу как нужно, – сообщил глава. – Отправлю эту свору на Тульскую, а если по дороге сожрут, уж точно не расстроюсь. Плевать мне нынче на жалость. От сливы апельсинки не родятся, старшей дочери Стрижовых только пять, а она уже тянет все, что плохо лежит, а мать ее еще одобряет и в голову вбивает, будто им, бедным, подобное можно, а на соседей рычит и упрекает: дите же неразумное, ее жалеть и баловать надо. Тьфу! Вот иной раз, кажется, взял бы автомат и установил бы на станции диктатуру. Не поймут и побегут. А жаль.
– Положим, побегут не все, – протянул Кай и уже серьезно сказал: – Я не вижу ничего плохого в необходимости быть пришлой гадиной. О репутации добренького героя не забочусь тоже.
– Так я действую? – с облегчением вздохнул Щербин. – Если что, ссылаюсь?
– Обязательно, – сказал Кай и спросил у Влада: – Подпишешься?
– Хорошо.
– Меня одно волнует, – заметил глава.
– Всего лишь одно? – фыркнул Кай.
– Одно из, – поправился тот. – Вот учит Иваныч Королеву, учит, а вдруг у девки мозги поплывут? Это сейчас она адекватна, а через год-два? Как влюбится, как захочет семью, дите… У женщин же гормоны.
– У вас на станции неплохой, как вы выражаетесь, техник мозгами поплыл, – напомнил Кай. – Причем конкретно так: в сторону жизни за чужой счет. Гормоны тут не важны, просто тухлый внутри изначально был. И после этого вы еще боитесь по поводу девушки-умницы-красавицы? Такие – редкость, но встречаются чаще, чем можно предположить. Я, разумеется, пришлый здесь, особого веса не имею, но много где побывал и, на собственном опыте
