Глава поохал, пробормотал малопонятное относительно женской логики и принялся перебирать бумажки на столе. Что-то его тревожило и, скорее всего, с Королевой и Иванычем никак не связанное. Кай понимал всяко лучше Симонова в таких вопросах, наверное, потому и сказал:
– Все у них в порядке с логикой. Дело в системе приоритетов и личном эгоизме. У нас он направлен исключительно внутрь. Даже когда идем в рисковую атаку или голой грудью на автомат, в голове все одно вертится: ай да я, герой, жизнь за всех положу, а если выживу, то и вовсе победителем буду. У женщин иначе, эгоизм направлен вовне. Именно потому жена может искренне гордиться успехами мужа или их ребенка. Не потому, что она сама ничего не умеет и не делает, а поскольку воспринимает их частью себя, часто неотделимой. Конечно, в каждой системе бывают исключения, но, в общем и целом… она работает. Ваша замечательная девочка ориентирована на свое дело – и это прекрасно. Не мешайте и не сомневайтесь в ней.
– Я понял, – кивнул Щербин.
На том тема и заглохла. Неизвестно, успокоился ли глава, зато проблему с палаткой решил легко, быстро отдав соответствующие распоряжения помощнику. Пусть она и оказалась ветхой, да и натянута была в непосредственной близости от входа в северный туннель.
– Очень кстати, – одобрил Кай такое расположение. – По головам не ходить, и народу меньше мозолить глаза. Мы ведь будем работать и после отбоя.
– И не так престижно, – фыркнул Щербин.
– Хотите сказать, вся свистопляска из-за этого нелепого по нынешним временам слова? – Кай натянул на лицо удивленное выражение. – Идиотизм и детский сад.
– Раз моим хорошим отношением не дорожат, то оно кому-нибудь другому понадобится, – вместо главы ответил Винт, входя в палатку и окидывая присутствующих взглядом: Кая откровенно злым, Влада – неодобрительным, главу уважительным и внимательным. Как ему удавалось смотреть на всех по-разному – неизвестно. Симонову очень захотелось поежиться, однако он лишь шире расправил плечи.
Кай тотчас закаменел лицом и ответил Винту взглядом ледяным и колючим. Влад аж удивился. Он полагал, что золотисто-карие глаза попросту неспособны выразить подобное презрение. Однако когда Кай хотел, они становились иссиня-черными и злыми.
Между сталкерами словно вспыхнула невидимая молния. Парню показалось даже, будто по палатке поплыл неповторимый аромат озона, который он однажды ощущал в метро (то ли прорвало одну из труб, оплетавших туннели, то ли глюки его настигли, то ли наверху над городом пронеслась настолько страшная гроза, что отголоски ее проникли в подземку).
Кай усмехнулся, тряхнул головой, разрывая зрительный контакт, допил чай и, поставив кружку на стол, обратился к главе:
– Если все решено, мы, пожалуй, пойдем.
– Давайте, ребятки, – кивнул Щербин. – Очень я на вас рассчитываю.
И уже в спину, когда выходили наружу, прилетела неодобрительная реплика от Винта:
– Говорят, кто беременную женщину обидит, тому семь лет удачи не видать.
– Перебьешься, – фыркнул в ответ Кай. – И не ври: семь лет неудач предстоят тому, кто разобьет зеркало.
Если и хотел Винт что-нибудь возразить, то не успел.
– Фух… – Симонов перевел дух, наконец, оказавшись на станции. Он и не замечал, что все это время сдерживал дыхание.
– Ничего, парень, прорвемся, – пообещал его спутник.
Начались походы в туннель. Увы, безрезультатные: либо Винт действительно сглазил, либо тварь наделала запасов и на охоту выходить не спешила. Влад без труда нашел ответвление, в которое свернули патрульные во главе с Молчановым. Он и Кай прошли по нему довольно далеко, упершись в глухую стену. Справа и слева от тупика новых ответвлений не обнаружилось, и, само собой, не было никакого шепота, шороха, свиста и багряного отсвета. Несколько раз Влад тихо-тихо, стараясь даже не дышать, сидел в туннеле в полной темноте. Иногда его подменял Кай, выступая в роли наживки. И снова – ничего. Постоянно натыкались на крыс, но этой заразы в метро было немеряно, сколько ни трави и ни ставь капканы.
– А на некоторых станциях из них неплохое рагу делают, – заметил Кай, отшвыривая с дороги возмущенно пискнувший комок.
– Брр… – Симонова аж передернуло.
– Зря ты, – фыркнул сталкер. – С грибами очень даже неплохо, а если еще намешать корнеплодов, то и вообще.
– Может, она ушла? – спросил парень, стараясь сменить тему. – Землеройка, в смысле.
– Я понял, – Кай покачал головой, подумал и сказал: – Нет. Вряд ли. С чего бы ей уходить от жратвы?
– Ну… вдруг она разумная?
– И меня боится? – фыркнул сталкер. – Я не настолько самолюбив и самоуверен, чтобы так считать, знаешь ли. На той станции, где землеройка кормилась раньше, я убил симбионта и чуть подранил ее саму. Если мои предположения верны и кого-то из людей она приманила, то никуда не денется. Симбионт без нее жить сможет, она без него – уже нет. Не спрашивай, почему: наверное, нового создать не сумеет, пока жив старый, а может, еще какая причина имеется. Собственно поэтому по метро не ходят толпы сверхлюдей.
Примерно через трое суток в их палатку явился Семен, всклокоченный и злой. Как оказалось, ходил он до Нагорной и даже чуть дальше.
– Туннели вроде и неопасные, но крысы то появляются, то исчезают. И такое чувство, будто накатывает прибоем неясное беспокойство: отхлынет, клятые грызуны чуть ли не под ноги лезут, подступит – вмиг затихают. Тогда туннель становится, словно вымерший. Но, знаете, никаких мутантов и призраков мы не встретили, туман тоже не клубился. И это хорошо, – рассказывал Семен. – Вымотались только, а по возращении – такая подлянка. Вот не ожидал я от Винта. Совсем не ожидал. Скурвился он, что ли?
– Да нет, – ответил ему Кай. – Он всегда такой, просто перед вами лицо держал, а передо мной прекратил. Сдает старик, видимо. Раньше срывов и проколов не допускал.
– Да чего вы не поделили-то? – роясь в своей сумке и понемногу успокаиваясь, спросил Семен.
– А ничего особенного: взгляд на жизнь, – с усмешкой ответил Кай. – Винт у нас ярый… даже не знаю, как это назвать. Кулак, пришибленный христианской моралью. Тебе, Влад, это о чем-то говорит?
Тот кивнул, хотя слова отзывались в голове чем-то мутным. Судя по историческому ликбезу, который устраивал ему иногда Василий Петрович, кулаков следовало раскулачивать, потому что они богатели, когда беднели все остальные.
– Будь у него поменьше совести и побольше здравого смысла, стал бы Винт идеальным гуру в какой-нибудь секте. Пичкал бы последователей поганками, разглагольствовал бы о праведности и жил бы на всем готовом, улучшая при помощи своих последовательниц демографическую ситуацию. Увы, в свою правоту и праведность он верит и полагает, будто помогает страждущим, а если поддерживает всяких сукиных сынов
