Водителей отделили от основной массы и закрыли в отдельном помещении. Офицеров тоже, причем разделив на второстепенных функционеров и значимых.
Три легковых автомобиля и два грузовика – это ценность, и немалая. Тем более что все они были представлены довольно свежими образцами. Каждому год-два, не больше. Чего только стоил роскошный «Дюпон», явно возивший генерала. Бросать их здесь – глупость. Сжигать или иначе как уничтожать – расточительство. Так что, немного подергавшись, Максим велел вытащить водителей и передал в распоряжение Хоботова – инструктировать. С каждым из них сядет русский солдат с пистолетом в руке и станет их контролировать. Чтобы подчиняться приказам, им надлежит выучить несколько простых слов… В общем – ничего хитрого.
Сам же с четверкой бойцов лазил по комендатуре, занятой штабом корпуса, еще так и не успевшим отсюда съехать. Карты, отчеты, статистические заметки, рапорты, переписка… в мешки полетело все. Особенную ценность представляли доклады разведки, выявляющие вопиющие промахи Русской Императорской армии.
Но главное – бензин. Его на складе комендатуры оказалось достаточно, чтобы и автомобили все заправить, и запасы кое-какие загрузить. На всякий случай.
Время утекало, словно вода.
– Проклятье… – прошипел Максим, глянув на часы.
Кроме документов, он загрузил печатные машинки и прочие полезные в хозяйстве вещи. Тупо не хотел порожняком ехать к своим. Да и рассчитывал, что чем больше трофеев привезет, тем лучше. Победителей, конечно, не судят. Но он был совсем не уверен в своей судьбе. Слишком уж он круто куролесил для этих лет…
С одной стороны, победителей не судят. А кто он, если не победитель? Ведь притащит им на закорках командира вражеского корпуса, предварительно разгромив штаб и фактически сорвав немецкое наступление на данном участке. Важном. Очень важном участке. Можно сказать, что и решающем, определяющем ход ключевой операции фронта. Так как это предотвращало окружение армии Самсонова. Да и «настрелял фрагов» он знатно. От действия горстки его людей противник понес одних только прямых потерь – до батальона. А провокация и дезинформация? А освобождение военнопленных, которые одним фактом своего наличия в тылу должны оттянуть на себя два-три полка. Те самые, что так нужны немцам на передовой. В общем – кругом герой.
С другой стороны, кто он такой? Ни имени, ни документов, ни знакомых. Сюрприз на ножках. Да еще и действующий совсем не так, как должно уважающему себя джентльмену. Во всяком случае в головах рафинированных интеллигентов и наиболее бестолковой части офицерского корпуса. Нормальные-то офицеры иллюзий не испытывали, особенно успевшие повоевать. Тот же начальник штаба Северо-Западного фронта, в зоне ответственности которого Максим и действовал, уже этой осенью отдаст приказ наступать, выставляя перед собой гражданское население. Грубо и жестоко. Но на войне паркетные правила Института благородных девиц не действуют. И Орановский Владимир Алоизиевич это прекрасно понимал… и понимает.
Другой вопрос, что слишком успешные действия Максима могут высветить и выставить в дурном свете откровенные промахи того же Орановского и его командира – генерала Жилинского. Того самого, что «про… все полимеры» в ходе проведения Восточно-Прусской операции. Ведь именно Яков Григорьевич всецело ответствен за то, как две русские армии замахнулись на рубль, да ударили на копейку. Хотя могли в течение месяца добиться по-настоящему значимых успехов…
Иными словами, что Жилинский, что Орановский, что другие лица, ответственные за провал операции, могли вполне пожелать не выставлять так уж ярко и явно собственную некомпетентность. А потому геройский Максимка им не нужен. Совсем не нужен и крайне неудобен. Они и под трибунал его могут отдать. Если смогут. Если успеют. Хотя, конечно, их поведение достаточно сложно предсказать.
В общем – сколько он ни думал, переход в расположение Русской Императорской армии выглядел откровенной авантюрой. Поэтому он прикидывал свои планы с куда большим размахом. И не только заправлял все свои автомобили бензином, но и канистры[6] загружал в грузовики. Чтобы запас иметь. Мало ли?
– Время, время… – пробубнил Максим, осматривая колонну, подготовленную к выступлению.
«Форд» был выдвинут вперед – в головной дозор. Просто потому, что идущий следом «Даймлер» Йозефа мог вести огонь из пулеметов прямо поверх этого фанерного «пепелаца». То есть на курсовом направлении получалось сосредоточить три станковых пулемета, способных сдуть не то что роту – батальон на марше. Если внезапно да по колонне.
Следом – свежие германские трофеи, загруженные словно ишаки всяким ценным имуществом. Грузовики, разумеется. Легковые автомобили выделялись для перевозки ценных пленных.
Замыкал же колонну «Даймлер» Яна. Курсового пулемета там не было смонтировано за неимением у кабины крыши. Но вот на корме парочку разместили. Ретирадных. Чтобы отстреливаться от преследователей. Ну и гранат туда два ящика дали.
Поручик с Васковым еще раз пробежались по колонне. Удовлетворенно кивнули и стали выводить особо ценных офицеров. Завязывая им глаза и связывая руки, а потом усаживая в легковые автомобили.
Генерала загрузили в его роскошный «Дюпон», подсадив под бочок раненого полковника. Тот уже проснулся и протрезвел, ошалев от осознания происходящего. Но не возмущался и глупых вопросов не задавал. Почему Андрея Петровича подсадили к Герману? Так подвеска генеральского автомобиля не шла ни в какое сравнение с грузовиком. И его ране там было намного спокойнее, даже сидя.
Тронулись.
Поначалу медленно. Километров семь-восемь в час. Не больше. Но улочки этого городка уже опустели. За то недолгое время, что отряд Максима провозился возле штаба корпуса, горожане умудрились узнать – в город вошли русские. Вот носа и не показывали за ворота, опасаясь проблем.
Выехали на дорогу.
Добавили скорости, разогнавшись до пятнадцати километров.
Мимо поплыли пасторальные пейзажи. Нивы. Пастбища. Леса с перелесками. А где-то там – вдалеке громыхали орудия.
Максим корпел над картой, пытаясь понять, как и куда ему выруливать. Угадать с местом прорыва – большая удача. Где сейчас позиции заняли немцы? Где русские? Как сделать так, чтобы свои по ним огня не открывали? Одно сплошное белое пятно и догадки.
Вечерело.
До заката еще было часа два, может, три, но освещенность от этой термоядерной лампочки заметно поубавилась. И угол стал менее подходящим, и облака набежали. По темноте на грузовиках линию фронта преодолевать – глупо. Можно легко попасть под жестокий обстрел. Да и нестись, не разбирая дороги, поручик не хотел. Здесь были уже не тылы.
Звуки артиллерийских выстрелов приближались.
Колонна остановилась перед небольшим гребнем протяженного, пологого холма. Синичкин довольно четко выполнял инструкции, выданные ему командиром. Вот и
