Он осторожен. На первый план не лезет. Те, что лезли, сейчас в желудках у собратьев, предварительно продырявленные моими пулями. Но темнота же. Для стрелка без спецэкипировки условия заведомо невыгодные. Собаки этого, конечно, не понимают, но Измененный – вполне. И это тот самый случай, когда человеческий разум из преимущества превращается в недостаток. «Животновод» уже не так тщательно бережет вожака стаи. И я все-таки высмотрел здоровенный силуэт кавказа. Целюсь. Тщательно. У меня один выстрел всего, потом Измененный «проснется» и вновь начнет осторожничать. Далековато, конечно, – почти тридцать метров, но двигается псина грузно, не быстро, и ветра нет. Должен попасть…
Аккуратно выцеливаю тяжелую башку. Выстрел! Кавказ дергается и ныряет головой в землю. Готов. Какое-то время ничего не происходит. Я, конечно, особо не надеялся, но все же… И вдруг поднимается суета. Даже не суета – паника! До сих пор зловеще молчаливые псы начинают истерично лаять. И друг на друга, и просто в пространство.
Родион, чуть было не закемаривший, пока я целился, вздрогнул и ухватился за гребень крыши гаража.
– Что за?..
– Пока не понял. Правда, я кавказа только что подстрелил, но все равно это не должно было…
Не договариваю, потому что творится нечто странное. Лай продолжается, некоторые псы, находящиеся рядом друг с другом, даже грызутся, но большинство… просто разбегается кто куда. Не может быть! Это что же получается, их всех держал тут вожак? Или я чего-то не понимаю, или одно из двух.
Несколько минут – и вокруг гаражей не остается ни одного пса. Даже те, что грызлись, предпочли, видимо, завершать свои разборки в другом месте. У меня голова кругом – в ней все еще не укладывается чудесное спасение. На ум лезет какая-то дурацкая мистика про оборотней. Конечно, Измененные на многое способны, но чтоб в собак превращаться… Хотя версия, что стаю держал пес-мутант со сверхспособностями, немногим лучше.
Спускаемся осторожно. Потому что мышцы задеревенели от долгого сидения на крыше и работают со скрипом. Медленно ковыляем по земле к трупу кавказа. Родион что-то негромко бубнит мне в спину, но я не особо слушаю. Хотя слово «оборотень» тоже улавливаю. Вот ведь, не у одного меня сдвиг… Мне надо увидеть труп псины, чтобы понять… Хотя что я пойму по трупу? Увижу, что он на моих глазах в человеческий превращается?
Нет – кавказ лежит на земле мертвой лохматой тушей. Ничего не понимаю! Тупо смотрю на него, а в голове полный кавардак. Такая уж у меня натура – для любой чертовщины всегда ищу объяснение либо подвожу ее под что-то, уже известное, либо выявляю что-то новое. Может, эта черта характера и помогла мне в свое время выжить в Зонах. Выжить и не рехнуться.
Внезапное движение впереди заставляет вскинуть пистолет.
– Опа-па, ковбой, не так резко! – произносит знакомый женский голос. – Осторожнее с этой игрушкой!
* * *– Рита?!
– А ты кого ждал? Королеву английскую?
Она выходит из темноты и смотрит на нас. На меня с каким-то странным интересом, на Родиона – с легким раздражением.
– Спасибо скажешь или как? – Рита подчеркнуто обращается только ко мне.
– За что?
– За то, что вы еще живы, конечно! – Она машет рукой вправо. – Вон, глянь.
Делаю несколько шагов и вижу труп. В слепом окне нежилого барака, укрывшегося за кленами и акациями. Лежит себе на подоконнике, свесив руку наружу. Мужчина лет пятидесяти. Грузный, с бородкой.
– Это «животновод»?! – Внезапное облегчение заполняет меня всего. Нет никакой чертовщины, просто совпадение!
– Он самый. Хорошо прятался гад! Я долго наблюдала, пыталась вычислить. Не получалось. Но когда ты эту псину подстрелил, он дернулся и чуть шумнул. Вот я его и накрыла. Иначе бы эта собачья банда до сих пор вас осаждала, против всех сразу я бы не полезла – безнадега.
– Спасибо!
– Пожалуйста. Ты обещал меня вытащить. Даю тебе шанс сдержать слово. – Рита вдруг делает паузу и смотрит на Родиона. Нехорошо так смотрит. – Но он тут лишний.
Инстинктивно заслоняю Родиона собой, хотя и понимаю, что это не поможет.
– Рита, не надо!
Она криво усмехается.
– Второй раз такой трюк у тебя не пройдет. И нечем трюковать-то. Все потратил уже. Он многовато знает обо мне.
– Я тоже.
– Ты – другое дело. Ты свой. Он – нет.
– Если убьешь его, выскребаться из этого дерьма сама будешь! Пальцем не пошевелю! Хватит убийств!
Рита морщится.
– Знаешь, мне это надоело! Тебя, смотрю, не очень-то возмутила смерть этого… – Жест в сторону тела Измененного. – Интересно, почему?
– Этот был врагом. И пытался нас убить. А Родион не сделал ничего плохого!
Рита саркастически хмыкает:
– То есть хочешь убедить меня, что дело не в видовой солидарности? Убивать Измененных – благо, а людей – преступление?
– Видовая солидарность тут ни при чем, – отвечаю мрачно. – Ты вон тоже не человек, между прочим!
Зря я это. У нее сжимаются зубы, а у меня – немеют пальцы и подгибаются от внезапной слабости колени. Удерживаюсь на ногах огромным усилием – я и так-то после ночи на гараже и близкого знакомства с собачьими челюстями, мягко говоря, не в оптимальной форме.
– Ты… – цедит она в сторону, – даже не представляешь, что мне сейчас хочется с тобой сделать!
– Догадываюсь. Не пойму только, что тебя останавливает. Уж точно не видовая солидарность!
Боль. Слабость во всем теле. На этот раз падаю. На ее лице играют желваки, и она медленно приближается. Обреченно думаю, что перегнул палку, переоценив остатки человеческого в Рите, и что вот сейчас она меня убьет. Пистолет выпал, но я все равно не смог бы заставить себя выстрелить в нее.
И тут вдруг кто-то встает между ней и мной. Родион.
– Эй, не трогайте его! Он мой друг!
Зачетная попытка, Родя, молодец! Только неужели ты рассчитываешь, что подобные аргументы остановят Измененную? Но Рита неожиданно хихикает, и слабость отпускает меня.
– Прям друг, да? – насмешливо переспрашивает она и шагает в сторону, чтобы меня видеть. – Ночь на гараже, я смотрю, сближает. Ты быстро заводишь друзей, Художник!
Я с трудом поднимаюсь на ноги, а Родион бросает на меня недоуменный взгляд.
– Почему художник?
– Его вон спроси, – еще раз хихикает Рита и кивает на меня. – Расскажет… если захочет. Но потом. Светает, мальчики, и нам пора. Я бы предпочла встретить утро не в компании человеческих и собачьих трупов.
Глава 19. Нулевой
Нулевой двигался. Именно это ему сейчас было важно – процесс движения. Куда и зачем – вторично. Впрочем, какие-то цели были, вот только Нулевой никак не мог извлечь их из подсознания.
«Люди. Живые».
Да, это что-то значило, стало быть, двигаться надо было к городу, туда, где люди. Нулевой не хотел сейчас никого видеть, потому что чувствовал себя, мягко говоря, не очень, а выглядел еще хуже. Но инстинкт гнал его именно туда.
«Одежда. Нужна нормальная одежда».
Мысль была здравой. Уж на что Нулевой пока туго соображал, но и ему было очевидно, что
