Глеб схватился за телефон и по памяти набрал номер Юрасика. Абонент недоступен. Он попробовал еще раз. Тот же результат. Глеб быстро собрался и побежал в школу. Нужно срочно обсудить с друзьями возникшие проблемы. В самом деле, почему он один должен париться? Их это тоже касается.
Лены в школе не было, а Юрасик появился в классе практически со звонком, и у Глеба не было никакой возможности подойти к нему. Весь урок он ерзал, ожидая, когда тот обернется и хотя бы взглядом выразит восторг по поводу благополучного возвращения. Но Юрасик сидел за своей второй партой с отрешенным видом и не реагировал даже на учителя. «Из-за деда переживает. Проснулся утром, а его снова нет. И уже не будет», – подумал Глеб. Схлопотав замечание, он успокоился и прекратил попытки привлечь внимание Карасева. Едва дождавшись конца урока, Глеб кинулся к его парте.
– Ну что, Юрок, как настроение? Реально клево? У нас все получилось!
Юрасик поднял на него непонимающие глаза:
– Ты о чем? Что получилось?
– Вернуться получилось. Правда, почему-то не в тот день.
– Откуда вернуться?
– Карась, ты что, прикалываешься? Это типа шутка?
– Мне не до шуток.
Юрасик поднялся и стал собирать рюкзак. Глеб разозлился:
– Ты чего сегодня такой тормознутый? Жалеешь, что не остался? Так я тебе еще вчера все объяснил.
– Ты не мог мне вчера ничего объяснить. Ты со мной вообще ни разу не разговаривал, – равнодушно сказал Юрасик. Глеб взглянул ему в глаза, и его обдало ледяным ужасом. Перед ним стоял совершенно чужой человек. И все, что он сказал, было правдой. Он действительно не понимал, о чем речь, и ниоткуда не возвращался. Потому что это был не тот Юрасик.
– Не может быть, – пробормотал Глеб, боясь даже подумать, что произошло. Так не должно было случиться! Это настолько чудовищно, что никак не может быть правдой. Но вот оно, доказательство, прямо перед ним, с потухшими глазами и невыразительным, как маска, лицом.
– Скажи, Карасев, какое число было вчера? – предпринял Глеб еще одну попытку, хотя и так все было слишком очевидно. Юрасик не вернулся, он остался в прошлом.
– Двадцать второе мая, – безразлично ответил Карасев и поплелся к двери.
Весь следующий урок Глеб просидел в полном оцепенении, не в состоянии сконцентрироваться. Когда их отпустили по домам переодеться и подготовиться к экскурсии, он прямиком рванул к дому Лены.
По ее первым словам он понял, что Лена тоже не та.
– Елизаров, ты? – удивилась другая Лена. – Чего тебе?
– Клара прислала напомнить про экскурсию, – сказал Глеб. С этой Леной тоже говорить было не о чем. Она его не знала.
– Я поеду. Я ей уже сказала. Брата дождусь и приду.
– Ну, она забыла, наверное. Возраст, склероз.
– У тебя все?
Лена собралась закрыть дверь. Глеб успел поставить ногу на порог. Надо было еще кое-что проверить.
– Погоди. Ты сегодня никакого письма не получала?
– Еще рано, почту не приносили. А что?
– Не по почте. Оно могло обнаружиться дома. В неожиданном месте.
– Ни в каком месте никакое письмо не обнаруживалось, – рассердилась Лена и попыталась дверью выдавить его ногу.
– Посмотри повнимательней, вдруг оно есть, а ты его не заметила. – Глеб уперся в дверь руками, не давая ей закрыться.
– Да от кого письмо-то? От тебя, что ли? Ты что, подкинул мне письмо?
– Очень мне надо тебе письма подкидывать! Оно должно быть в той кастрюле, в которой ты сегодня готовила плов. Или ты его еще не готовила?
– Ты что, следишь за мной? Откуда ты знаешь, что я сегодня готовила? Елизаров, ты больной? Ты пробираешься в мой дом и подкидываешь письма в мои кастрюли?
Лена изловчилась и, выпихнув Глеба за порог, захлопнула дверь.
– Ты сама больная! – огрызнулся он.
– Не уйдешь, я участковому позвоню! – крикнула из-за двери Лена.
– Не позвонишь! – крикнул в ответ Глеб. – У тебя телефона нет. Ни домашнего, ни мобильного.
По тишине за дверью он понял, что противник в нокауте.
В десять тридцать Глеб подошел к школе, где шестой «А» грузился в автобус. Сначала он не собирался ехать на экскурсию, решив, что с него довольно раскопок, артефактов и древней магии. Целых восемнадцать дней он не думал ни о чем другом. Хватит, всему есть предел. Но потом Глеб подумал, что нужно посмотреть, как выглядит обломок древней стены сейчас, после всех изменений. Если там появилось что-то новое или, наоборот, что-то пропало, он обязан это увидеть. Нужно знать, к чему быть готовым. Ведь теперь он остался в одиночестве и должен соображать за троих. Помощи ждать неоткуда.
Все было так же, как в прошлый раз. Снова Мухин возражал против того, чтобы Глеб сидел с ним. Снова Клара Борисовна металась по салону, успокаивая свой класс. И снова Юрасик и Лена оказались с Глебом на одном сиденье. Но это были другие Юрасик и Лена. Совершенно посторонние люди. С ними Глеб не был знаком. Они не переживали вместе трудности, не радовались неожиданным удачам, не орали друг на друга в запале, не сочувствовали друг другу. Они не становились с каждым днем ближе. С этими чужими людьми у него не было ничего общего. Сидя рядом с ними в автобусе, Глеб еще острее ощущал свое одиночество. Он поймал себя на мысли, что скучает по тем, настоящим Юрасику и Лене и не представляет, как теперь будет без них обходиться. Целых две недели он чувствовал себя частью одной команды с общей целью. Он привык к вниманию и дружеской поддержке. А сейчас снова остался один. И никому не было до него дела.
На раскопках Глеб держался в стороне, позади всех. Ему решительно не хотелось спускаться в яму и тем более приближаться к опасной стене. Но издалека он ничего не мог разглядеть, особенно за спинами одноклассников. Спрыгнув в раскоп и пробравшись в передние ряды, Глеб обнаружил, что на поверхности стены ничего, кроме древних иероглифов, нет. Ни даты, ни черточки над последним символом, которые он собственноручно чертил вчера ночью. То есть не вчера, а пятого мая. Но ведь пятое было раньше сегодняшней даты, двадцать третьего. Его каракули должны были остаться. А их нет. Почему?
Глеб тупо смотрел на стену и чувствовал, что запутался вконец.
Остаток вечера Глеб провел дома, собирая пазл и слушая радио. Отец ушел в восемь, как и в прошлый раз, но теперь Глеб не стал закатывать ему скандал. Какой смысл? Результатом все равно будет одинокий вечер. К тому же орать и возмущаться просто не было сил. Глеб совершенно упал духом.