Глеб яростно замотал головой, стараясь вытрясти из нее все эти страшные предположения. Он решил не ложиться спать и посмотреть, что произойдет в полночь. Установил в телефоне будильник ровно на двенадцать часов, погромче включил радио. Он и сам не смог бы объяснить, зачем ему двойное оповещение о наступлении новых суток. Но он должен был знать, что его ждет. Ведь если сейчас снова произойдет прыжок и он проснется утром предыдущего дня, можно окончательно попрощаться с будущим. И со своей дальнейшей жизнью.
Время близилось к полуночи. Осталась последняя минута, несколько секунд, одна секунда. Глеб затаил дыхание. Сейчас все станет ясно. Вот сейчас… И радио и телефон начали издавать сигналы практически одновременно. Глеб машинально отключил будильник в телефоне и в наступившей тишине отчетливо услышал голос диктора: «В столице – полночь». Заиграл гимн России. Глеб слушал его строчку за строчкой и понимал, что вернулся. Теперь уже точно. Окончательно и бесповоротно. Время снова пошло вперед, и этот кошмар закончился. Наступило ЗАВТРА, которого так долго не было.
Глеб осознавал, что это очень хорошая новость и он должен радоваться. Но никакой радости не было. У него вдруг кончились силы. Он ощущал себя электрическим прибором, который резко и неожиданно выдернули из розетки. В таком состоянии его и нашел отец, вернувшийся домой в половине второго ночи.
– Ты чего не спишь? – спросил он, садясь к сыну на постель. – Что вообще с тобой происходит? Утром скакал, как веселый жеребенок, а сейчас на тебя страшно смотреть – прямо вселенская скорбь. Откуда такие перепады настроения?
– Пап, знаешь, что я подумал? – медленно, словно через силу проговорил Глеб. – Приведи к нам Веру.
Отец от удивления потерял дар речи.
– Что? – только и смог вымолвить он.
– Пусть живет с нами.
– Ты заболел? С чего вдруг такое решение?
Глеб поднял голову, и отец поразился, увидев в его глазах совсем не детскую тоску.
– Я всегда один, – сказал Глеб. – У меня нет друзей. Нет семьи. У меня вообще никого нет.
– А я? – отец растерянно посмотрел на него.
– И тебя нет. Я ничей.
Отец встал с постели и подошел к окну. Некоторое время оба молчали.
– Я больше не могу так, – снова заговорил Глеб. – Я попрошу прощения. Приведешь?
– Посмотрим, – не сразу ответил отец. – Но на твоем месте я бы не очень рассчитывал, что она так легко тебя простит.
Отец резко повернулся и вышел из комнаты.
– Простит, – сказал Глеб и едва слышно добавил: – Она простит. Я знаю.
24 мая 2013, пятница
В школу Глеб плелся неохотно. Он опасался, что ни Юрасика, ни Лены там не окажется. А вдруг они совсем исчезли? Те, настоящие, не вернулись, а для этих, двойников, двадцать четвертое мая никогда не наступало. Что же он наделал? Сам здесь, а они затерялись в обратном календаре и не могут вырваться из него. Как их оттуда вытащить? Ведь при всем его желании с ними невозможно пересечься. Как бы ему сейчас пригодился совет Дениса, который, как оказалось, неплохо разбирался в таких аномальных явлениях. Только, интересно, почему?
У входа в школу к Глебу прицепилась компания Мухина. У Глеба не было никакого желания отвечать на их придирки. Он помнил, как благородно повел себя Мухин в критической ситуации. Несмотря ни на что, не отказал им в помощи. Вся эта глупая школьная вражда вдруг показалась Глебу пустой и бессмысленной. Зачем калечить и оскорблять друг друга? Ради чего?
– Кончай строить из себя отморозка, – сказал он Мухину. – Ты же на самом деле нормальный парень. Твой класс, мой класс… Горшки делите, как в яслях. Не надоело?
Глеб обошел зависшего Мухина и обернулся на крыльце:
– Привет сестре! Она классно на джипе гоняет.
Возмущенный Загоркин рванулся за ним, но Мухин схватил его за руку:
– Оставь его. Пусть идет, – и проводил Глеба задумчивым взглядом.
Юрасик оказался в школе. «Не исчез!» – вздохнул с облегчением Глеб. Помня о своей вчерашней неудачной попытке, он не стал подходить к Карасеву, но в какой-то момент поймал на себе его необычный взгляд. «Помнит, что я вчера ему плел. Считает меня чокнутым, – подумал Глеб. – Хорошо, что Зюзиной нет. А то бы тоже сверлила меня взглядом и вспоминала про кастрюлю и письмо». Он не сомневался, что они оба теперь будут смотреть на него странно. Другой Юрасик и другая Лена. Просто одноклассники. А его друзей уже не вернуть.
На географии Карасев несколько раз оглянулся на Глеба. «Да что ж он никак не угомонится!» – рассердился тот и внезапно уловил в его взгляде что-то знакомое, что-то живое, чего не было у вчерашнего Юрасика с потухшими глазами. У Глеба перехватило дыхание. Неужели? Да нет, он ошибается. Это игра его воображения. Он просто очень хочет этого. А вдруг? Глеб во все глаза уставился на Карасева, но тот больше не оборачивался. Тогда Глеб открыл тетрадь на последней странице и нарисовал тот самый символ, который помог ему вернуться, – перевернутый бутон с горизонтальной чертой наверху. Он ждал довольно долго, и, когда наконец Карасев опять оглянулся, Глеб поднял тетрадь так, чтобы Юрасику был виден рисунок. От волнения у него бешено колотилось сердце и тетрадь в руках ходила ходуном. Он понимал, что рискует своей оценкой за четверть и Кира Давидовна вполне может ее испортить, но сейчас реакция Карасева была важнее всего. И когда глаза Юрасика вспыхнули радостью, Глеба кинуло в жар. Он выпустил тетрадь, и она спланировала на пол между рядами. Юрасик не отрываясь смотрел на Глеба, и его круглое лицо сияло от восторга.
Глеб вдруг ощутил, как с плеч свалилась огромная тяжесть. Ему стало так легко и хорошо, что казалось, он сейчас взмоет над своей партой и вылетит из открытого окна в небесную синь. Разве мог он подумать три недели назад, что будет радоваться своему однокласснику Карасеву, как лучшему новогоднему подарку?
Подойти друг к другу не удалось и после звонка. Вошла Клара Борисовна
