Храма не было видно.
Меня позвала Джем, и я оглянулась. Она указала на что-то на востоке. От стаи оторвалось несколько драконов – четверо или пятеро. Они уже направились в нашу сторону, но меня они ничуть не встревожили.
Я вытащила из сумки три бумажных свертка, размером с дыню каждый, перевязанный лентой, и прижала к себе, вспоминая день, когда Туло мне их отдал.
«Я подготовил их согласно старым традициям, – сказал он тогда. – Там хранятся травы, которые даруют благословение почившим, и семена, пробуждающие новый круг жизни».
Я по очереди развязала свертки и вытряхнула их содержимое прямо в воздушный поток.
Ветер сразу развеял травы, семена и прах – наверное, они разлетелись по всему небосводу.
«Там немного. Все, что было под рукой», – объяснил Туло.
Для Мабира: полынь и сосна, означающие мудрость и смирение, а также иссоп – символ жертвенности и очищения.
Для Кайрека: белый жасмин – в знак невинной любви, мята – в знак добродетели, гвоздика, символизирующая храбрость.
Для Беллуа: ива – в знак печали и кориандр, указывающий на скрытые достоинства.
«Кто тебя этому научил?» – изумленно спросила я.
«Мабир. Давным-давно. Старые традиции Ашаани».
Я утратила дар речи, тронутая заботой мальчика, но, наконец, произнесла:
«Спасибо, Туло. Сохрани свои рисунки».
«Хотел бы я, чтобы они принесли хоть чуточку блага».
«Однажды так и будет. Но сейчас из-за них ты лишь наживешь себе неприятности. Спрячь их».
«Жаль, что вы улетаете», – его голос сорвался.
Я отчаянно захотела рассказать ему, почему не могла поступить иначе. Я стала ровно тем, о чем говорили Беллуа и Аддай, и даже моя мать: проклятием. Бременем. Помехой, в лучшем случае. Если бы я осталась, на долю Риата выпало бы еще больше страданий. За мной явился бы Расаал, Эдимму или еще кто-нибудь похуже. Иначе и быть не могло. Или я просто изранила себя сомнениями? Покрылась шрамами от вторжений в разум?
Как мне узнать правду? Как ее вообще узнают?
В моей голове звучали голоса двух матерей – той, что прокляла меня перед смертью, и той, что умела общаться с драконами.
Как же сказал Френ? Проклятие ли, благословение ли, неважно. Одно всегда следует за другим по пятам. И это часть Вечнолива.
Я поцеловала Туло в лоб и оставила его стоять с пылающими щеками.
Джем снова позвала меня и куда-то указала. Джуза приблизились, но они по-прежнему нисколько меня не волновали. Но Джем хотела привлечь мое внимание к иному.
Над гнездовьем взметнулась пара воздушных змеев – те самые, что Боргомос оставил моему отцу. Их мог запустить лишь Томан. И в считаные минуты над Риатом, покачиваясь в рассветном небе, поднялись и другие.
Я приподняла защитные очки и вытерла слезы.
– Спасибо, – прошептала я, хоть и не понимала, кого я благодарю.
Наверное, Ашу.
Мы поднялись выше и, когда Джуза вознамерились нас перехватить, скользнули на север. Мы уже были на приличном расстоянии и летели над Крагом. У вершины Зурваана, скрывая новую впадину на месте ледника, красовался Зарелив.
Единственная возможность миновать Краг – проскочить над вершиной горы. У Джуза не было и шанса нас поймать – лишь слабая надежда миновать поток, в который я их завела. Но ветра, бушующие вокруг Крага, неумолимо утащили их вниз. Кому-то, наверное, даже повезет, и он уцелеет.
А Джем с Одаксом и мы с Кейрр унеслись на волне на самый верх. Выше, чем Зурваан, выше, чем забирались Дариан с Ару. Я неотрывно смотрела на горизонт, к которому мы летели, а он стремительно отдалялся от нас, но я знала, что мы будем продолжать наш полет.
