– Что?
Маша вздохнула:
– Детей у нее больше не будет. Только Машенька.
Макар понимающе кивнул.
– Она же осталась жива?
Кто «она» спрашивать не стоило, и так ясно. О ком могла спрашивать мать, потерявшая дочь из-за каких-то ублюдков, не желающих быть людьми? Именно, что только про нее.
– Да. Я видел.
– Молодчина. Ты молодчина, мальчик.
– Я не мальчик.
– Ну и не девочка же… Прости, Макар. Ты просто молодец, наш юный мужчина. Ты спас Васю.
Макар открыл рот и повернулся к ней, уставившись блестящими глазами.
– Живой?!
– Да. Кривой теперь будет, на один глаз, но живой. Ашот, правда, гарантий не дает, ждет, когда тот в себя придет, постоянно рядом. Говорит, будь калибр в пять с небольшим, сейчас бы пришлось могилу копать или саван шить, чтобы в море опустить. А так, надеюсь, Вася с нами будет. Такой, как нам нужен, не овощ.
Она вздохнула.
И заплакала, закрыв лицо рукавом. Макар положил руку ей на плечо, постоял рядом, покосился на совершенно пустое море и отправился на станцию. Дошел, подумал и вернулся, даром, что зубы стучали друг о друга громче, чем чайки клювами по выброшенным морем тюленьим костям.
– Маша, пойдем домой.
– Домой?!
Маша криво улыбнулась, не вытирая слез.
– Домой… Дом, Макар, это человеческое тепло, а не стены с крышей. А мое тепло уплыло вон куда-то туда…
– Маша, пойдем. Холодно, заболеешь.
Странно, но та послушалась, Макар помог ей встать, подставил плечо и пошел назад в Треугольник.
Ночью ему пришлось помогать Ашоту, когда Васильеву вдруг стало плохо. Он таскал нужные коробки с ампулами, зажимал рану с вдруг снова пошедшей кровью, вытирал, мыл, качал ручку небольшого насоса, уходившего трубкой внутрь Васильевской головы. Заснул Макар только утром, рядом с Семецким, мягко сопящим и хлюпающим губами после обезболивающего. Два пальца Ашоту пришлось отнять и вогнать в вены побольше успокоительного, отправив теплотехника в дремуче-наркотический сон.
– Макар.
Он проснулся, сел, оглянулся. И вспомнил все вчерашнее. Тоска накатила сама по себе, непрошенная и наглая.
– Макар, – Ашот присел на койку. – Надо сходить и набрать солярки, потом принести продуктов и воды. И помочь Маше. Вставай, умывайся и вперед. Мне надо дальше следить за ними.
Ашот кивнул на троих людей, лежащих в крохотном лазарете и спящих. Васильев сопел, но сопел как просто человек в глубоком сне. Макар улыбнулся, вдруг обрадовавшись ему, живому, как родному.
– Я все сделаю, Ашот, не переживай.
– Проверь горизонт.
Точно, проверить горизонт. Точно, теперь всегда же так, каждый день, даже ночью.
Макар встал, подошел к мирно спящему Семецкому. Поглядел на куцую руку, недавно такую ловкую и умелую. Чуть постоял рядом с Жанной, около которой, сумев как-то втиснуться и совершенно не шевелясь, лежала Машенька и смотрела на Макара. Он погладил ее по голове и отправился по делам.
Завтрак будет потом, надо успеть сделать побольше, пока раненые не пришли в себя. Ашот объяснил, что утром начал уменьшать дозу, чтобы не возникло привыкания и чтобы организм лучше перестраивался на нормальную работу.
Маши Макар не заметил, пока не вышел наружу, поднявшись на крышу модуля, выходившего к морю. Тут она и стояла, с АК и биноклем.
– Пусто, Макар.
– Хорошо.
И замолчал. Наверное, «хорошо» сейчас как раз наоборот, плохо. Ведь покажись на горизонте мачта и светлый корпус сейнера, жизнь потекла бы снова нормальной чередой. Если можно говорить о нормальности такой жизни.
– Хочешь на завтрак омлет?
Макар улыбнулся и кивнул.
– Сделаю сейчас. Ты мне только порошки принеси.
Точно, сейчас принесет, яичный и молочный, их Маша не жалела, говорила, мерзлота мерзлотой, а грызуны все равно доберутся, природа у них такая, лучше съесть людям. И даже из этих странноватых субстанций, заливаемых водой, она умудрялась делать самую настоящую вкуснятину.
– Аня омлет никогда не любила. Здесь есть начала только потому, что надо.
Аня умная, это точно.
– Знаешь, Макар… – Маша посмотрела на него. – Ты веришь в интуицию?
– Да.
– Вот моя мне говорит, что ее мне больше не увидеть. И так больно… Только, понимаешь, я почему-то верю, что у тебя, может, сложится по-другому. Надеюсь, так и будет. Пошли отсюда, не дождемся никого. Шторм идет. Ты понял, что еще сегодня случилось?
Макар пожал плечами.
– Солнца нет.
Солнца? Точно, нет. И…
– Ночь началась. Пойдем, Макар, нам многое надо сделать.
Холод веков-1
Ее родственники давным-давно умерли. Тварь была последней, доживала свой долгий век на самых задворках бывших владений. Тварь, много лет царствовавшая на плодородных землях лесостепи и южных отрогах Урала с густыми выплесками тайги, почти разучилась опасаться кого-то. Почти.
Здесь холод безграничен, как и пустота, порождающая его. Здесь царит мрак, простираясь даже не на миллиарды километров, на дальность полета света. Здесь нет ничего живого, а ценность жизни равна пустоте и не дороже солнечного тепла. Это космос, безграничный, беспощадный и бессмертный. Пустота, породившая тысячу тысяч жизней и сгубившая еще больше. И на его окраине, посреди бесконечного ледяного пространства, крутится вокруг своей звезды крохотная голубая планета.
Земля, в конце двадцатого века казавшаяся открытой и известной людям почти полностью. Дом тысячи тысяч существ, рождавшихся и уходящих в прошлое бесследно, не умевших говорить, но умевших жить, умирать и убивать. Крохотный шар жизни, беззащитный перед бездной, где он плыл и плывет уже миллионы лет. Плывет, иногда загадывая загадки без ответов и подкидывая обманки самовлюбленным обезьянам, которые жили на нем и считали себя венцом творения.
Загадки? Зачем загадки были нужны людям сгоревшего мира, им хватало настоящих проблем и забот. И наплевать на простые вещи, такие ненужные и такие необязательные.
Зубам мегалодона из бездны Челленджера на самом деле от трех до десяти тысяч лет, а не миллионы. И это совсем ничто для истории.
Новозеландские летчики регулярно врали о замеченных на границе лесов и гор «истребленных» птицах моа.
Легенды о снежных людях, русалках или драконах были у совершенно не пересекавшихся между собой расах, нациях и этносах.
Гигантскую акулу-мегапасть выловили случайно и во второй половине двадцатого века, до того момента ученые, узнай о такой странной рыбе, подняли бы говоривших на смех.
Причину смерти динозавров наука так и не смогла назвать однозначно, на сто процентов уверенно и без изменений в дальнейшем.
Земля плывет в безбрежном космосе, открытая и почти беззащитная, каждую секунду готовая погибнуть от вторжения из черных ледяных глубин Вселенной. Семье твари не повезло и, одновременно, на них свалилось величайшее благо, превратив не самых опасных хищников в императоров плейстоцена и неолита, властителей, ненужных ни одной академии наук. Верить в басни со сказками якутов, чукчей и иннуитов не хотели ни при царе-батюшке, ни при коммунистах.
Тварь была предпоследней в роду, угасавшем уже несколько лет. Саблезубые огромные кошки, загнавшие семью на край выжженной пустыни, не пошли дальше, они решили, что зашли достаточно далеко, оставив тварь замерзать в ледяных пустынях. Род твари должен был умереть к концу следующей недели, ведь
