– Аня?!
Макар сглотнул.
– Аня?
– Да, – она протянула руку и провела пальцами по его лицу. – Ты наврал?
Макар мотнул головой.
– Я сам похоронил их. Ивана Сергеевича, Машу, Пашку с Колей.
– Кого?
Аня недоуменно уставилась на него. Странно спокойная, странно чужая и странно опасная. Говорила с ним, как с неживым, так, хотела услышать ответы на вопросы.
– Братья твои, близнецы. Павел и Николай. Иван Сергеевич хотел назвать Петром и Павлом, но Маша… мама твоя, сказала, мол не хочет. Отец ей – договаривались же, а та – передумала. Настроение такое было, ну и, вот.
– Ты не врешь?
– Нет. Ань, ты развяжешь меня?
«Опасно»
Аня не ответила. Глядела перед собой, словно вдруг оказавшись где-то далеко. А Макар, а что Макар? Внутри успокоилась почти проснувшаяся радость. Такая неожиданная и сильная, да и как еще? Вот Аня, сидит напротив, живая, увезенная так давно, сидит, и он хотя бы может ей рассказать что-то. Хотя «что-то» ее точно не радует.
– Нет, Макар, развязать тебя я пока не смогу. Ты говоришь, что на станцию напали мутанты?
– Да.
– Какие?
Макар пожал плечами.
– Странные, похожие на людей. Никогда таких не видели, может, знали бы, подготовились. Я уходил, поджег станцию, чтобы точно с ней спалить хотя бы нескольких.
– Мама с отцом погибли?
– Да, говорю же. И братья.
Аня мотнула головой.
– Не было у меня братьев.
– Аня?
– Что?
– Где мы?
– Стальной остров. Моя новая родина.
– Ледокол?
Она глянула на него и усмехнулась.
– И ледокол тоже. Помнишь Бьярна?
– Кого?
А…
– Тот норвежец?
Аня кивнула.
– Он здесь шкипер, ярл и суд в одном лице.
– А ты ему кто?
Аня усмехнулась.
– Я его женщина. И разведчик.
– Ясно… Почему вы не вернулись на остров, когда ледокол стал вашим?
Аня усмехнулась еще шире.
– Когда Бьярн стал шкипером, прошло уже много времени. Лет пять, не меньше. И ему очень сильно хотелось, чтобы я никуда от него не ушла и никогда не перестала принадлежать ему. Условие было простое – не соваться туда, оставить моих в покое и не трогать. Мужчины готовы много платить женщине, если есть за что.
Макар понимающе кивнул. Вот так, значит.
– Ты хотел пить?
– Если можно. И поесть бы.
– Воду я тебе дам свою. Еду получишь в долг, как и все. И еще одну порцию воды, если не напьешься. Здесь тяжело, а давать тебе какие-то привилегии просто так не смогу. Да и не знаю, надо ли оно мне и тебе. Ты пока не поймешь, но это будет правильно. Рот открой.
Макар в ответ пожал плечами и встретил губами поднятую флягу. Из твердой выделанной кожи, прячущей под собой каркас, круглую и кажущуюся плоской. Прямо как декоративная индейская, даже с узором.
Пить нужно, внутри тяжело скрипела сушь, выматывая и заставляя злиться. Паразит притих и терпеливо ждал, пока Макар напьется. Аня емкость не убрала, пока Макар не подтолкнул ее вперед и вверх.
– Так лучше?
– Да. Спасибо. Мы поменялись.
– Куда без этого? Как твое зрение?
Макар поморщился, дернул щекой. Не хотелось ему говорить о случившемся с ним чуде, даже больше, чем о чем-либо. Опасно это, да еще как. Главное теперь не забывать о том, что якобы слеп как крот.
– На Острове просто так никто не ест. Каждый отвечает за что-то и все заняты. Кроме…
– Кроме элиты.
– Можно и так, – кивнула Аня, – и да, Макар, меня следует называть Энн.
– А почему так странно говорили эти двое и имя у одного какое-то совсем не русское?
– Француз, Жиль. Люди разных национальностей, так уж вышло. Большинство моряки, запертые в войну на Северном морском пути. Тут кого только нет, даже еще осталась парочка негров.
– Афроамериканцев?
– Нет, Макар, – Аня-Энн усмехнулась, – именно негров. Ван-Дреккен вообще зовет их кафрами.
– Кто?
– Старпом, Ван-Дреккен, старший помощник шкипера каравана Стальной остров.
– Ясно.
Холод. Он никуда не делся, пусть вокруг и тепло. Холод внутри, Макар ощущал его даже сильнее, чем голышом на палубе «Енисея». Холодом веяло от Ани, переставшей быть самой собой. Надо же, она договорилась с тем норвегом, простила мать, решила не делать ее жизнь хуже, так, выходит?
Приди такой ледокол к ним, что смогли бы противопоставить? Тут команды одной человек пятьдесят, если не больше. Вот и выходит, что стала Аня на самом деле другой, зовут ее Энн, раз уж так удобнее ее новой семье, клану или племени… Оттого и холод внутри. Вроде встретил почти родную душу, а она-то оказалась совсем другой, совершенно чужой. Иной, более иной, чем чудовище, погубившее ее родителей. Там хотя бы сразу ясны его намерения: убить, осеменить, превратить и баста. А тут? Что Макару делать?
– С тобой поговорит Савва, – Аня надела маску обратно, спрятала свой шрам, хотя явно не смущалась его. – Там и решат, что да как дальше.
– Кто это?
Аня встала.
– Он как Васильев. Только хуже.
Вот так вот, значит.
– Отвечай честно, как мне… Если ты сказал правду, конечно.
Макар не провожал ее глазами. Незачем было.
Двое вернулись, но, казалось, совершенно потеряли к нему интерес, лишь проверили узлы. Паразит не предлагал атаковать, видно, наблюдал глазами самого Макара и вполне осознавал опасность от двоих людей. Интересно.
«Эй, слышишь меня?!»
Тишина. Глупость какая, в голове слушать тишину и удивляться. Вот ведь, блин, и он еще верит в это, глупость и идиотизм, может, просто от переохлаж…
«Слышу. Говори».
«Понимаешь?».
«Учусь».
«Хорошо. Бежать?»
«Опасно».
«А то не понятно».
«Не понимаю».
«Все хорошо. Поможешь, когда сможем бежать?»
«Помочь?»
«Надо будет бить, бежать».
«Да. Атакуем».
Хорошо. Макар попробовал лечь удобнее.
– Не дергайса, да?
– Почему по-русски говорите?
Жиль появился перед глазами, в заношенном тулупе. Чего он его носит-то, тут же прямо жара, пот уже выступил.
– Корабль на руски. Все на руски. Команда была руска.
– Понял, не дурак.
– Жарка?
Что? Макар втянул воздух, вдруг ощутив себя очень слабым. Черт, что с ним? Сердце колотилось в груди сильнее и сильнее. Так, стоп-стоп…
«Расти. Ты расти. Я расти»
«Хватит! Если упаду в обморок, найдут тебя и все!»
«Обморок?»
«Прекрати!»
Жар неожиданно отступил. Осталось чувство голода и жажда. Жажда просто донимала. Макар проследил за флягой, откуда Жиль отпил едва-едва, пару глотков, осторожно и аккуратно. А этот, значит, ни шиша не элита.
– А где вся команда?
– Руска?
– Да!
– Умерла. Болеть, голод, холод.
– А вы, значит, сильнее оказались.
Жиль прищурился и не ответил.
– А Савва?
Жиль снова не ответил. Хорошо, Макар разберется. Все равно – пока с ног до головы спутан, как птица в сетке, смысла дергаться нет. Не удерешь с ледокола, он же посреди океана, Северного и Ледовитого.
Макар сам не заметил, как задремал.
– Ты смотри, спит. Аки младенец.
– Акки?
– Аки, Жиль. Говорил я тебе, почитай классиков, в библиотеке есть. Эй, любезный, хватит притворяться, что спишь. Открывай гляделки, смотри на меня бодро и честно.
– Ты Савва?
– Догадливый какой, эка невидаль. Морду ко мне повороти, соколик.
Кому-то, видимо, чтение корабельной библиотеки пошло не на пользу. Васильев и тот так выворачивать язык никогда не стремился, даже в периоды излишней раздражительности от скуки.
Ладно. Макар разлепил глаза