Майский перформанс в «России» Горыныч воспринимал как премьеру «для тех, кому тридцать, сорок или близко к этому». Первую часть программы он пропел, сидя на высоком стуле в центре сцены. В данных интерьерах это было вполне логично, поскольку многочисленная твердолобая охрана все равно не позволяла устроить во вверенном ей статусном концертном зале «Горбушку» или клуб «Не бей копытом». При малейшей попытке приподняться из мягких кресел зрителей жестко осаживали и грозили вывести вон. Гарик-то на сцене постепенно все же распрыгался, «Кампанелла каменной звезды» добавила к цыганщине электричества, а вот публике оставалось лишь хлопать в ладоши и подавать реплики с мест. Рок-н-ролльной демократичности явно недоставало. Тем удивительнее было возвращение Сукачева на ту же площадку в середине октября аж с тремя показами «нового, оригинального, потрясающего шоу „Людоед пойман“». Ни людоеда, ни свежих песен в репертуаре группы с весны не прибавилось, но Игорь Иваныч умеет, если надо, разнообразно и самозабвенно подавать уже обкатанный материал как новый, так что действо получилось эффектное, к тому же с провокационной и аскетичной сценографией. Как раз под церберскую «Россию». Кирпичная стена в глубине сцены. По краям крупные черно-белые щиты с обрывками газетных статей на криминальную тематику: сколько убийств произошло за неделю в городе, изнасилований, краж, грабежей и т. п. Музыкантов и аудиторию разделяла большая, металлическая, подвешенная на цепях решетка. В этом ограниченном пространстве несвободы, по сути – в клетке, метался и кричал страстный Сукачев. На песне «Телефонные парни» он полез по решетке вверх. А дальше шоу начало «светлеть». Во всяком случае, клетка распалась. Но Гарик пребывал в той же экзальтации и достиг апофеоза к теме «Эрегированный», где «шутил» так, словно изгонял из себя бесов. Народ же, как и в мае, был «примят» охраной. В конце концов Горыныч на это отреагировал: «Да… странное место, странный зал. Кажется, вот-вот появится кто-то в строгом костюме и объявит: «А теперь слово предоставляется товарищу…». Все солидарно посмеялись…
Между майским и октябрьскими «российскими» шоу «Кампанеллы…» в июле 1999-го в рамках Московского кинофестиваля прошла премьера «криминальной комедии» Василия Пичула «Небо в алмазах». В абсурдистско-китчевой картине, где главного героя – писателя с пистолетом по имени Антон Чехов играл Николай Фоменко, Гарику досталась роль Коперника. В основной своей сцене он убеждал Чехова встретиться с Альфредом Нобелем и подарить ему свою книжку, обязательно с дарственной надписью. Короче, очередной известный режиссер поместил актера Сукачева в привычную для него «систему координат»: стеб, сюр, «гон». Но Гарик желал тогда и драматической реализации. Ее он нашел в военной тематике.
Двадцать седьмая серия
«Праздник» почти до драки
Миллениум застал Игоря в работе над фильмом «Праздник». Для своего второго «полного метра» он вдруг взял тему начала Великой Отечественной войны. Не то чтобы она с ним совсем не монтировалась. Даже напротив: Гарику стукнуло сорок, он достиг, можно сказать, художественной зрелости, всегда интересовался «отцовской историей», культурой и нравами первой половины двадцатого века, в нем есть ностальгические нотки и т. п. То есть объяснений такому сукачевскому выбору хватало.
И все же многие удивились, прежде всего потому, что незадолго до «Праздника» Гарик вновь рассказал журналистам, что вот-вот начнет съемки «Дома Солнца» по сценарию Охлобыстина и, скорее всего, с оператором Алексеем Сеченовым. Он даже сообщил, что уже «занимается неинтересными вещами: подготовкой сметы, формированием съемочной группы и подобной рутиной, «предшествующей настоящему кино». Но вместо хиппанов и «летней истории любви юноши и девушки» на фоне «Москвы и Балтийского побережья под Санкт-Петербургом» Горыныч отправился в Козельский район Калужской области делать по сценарию опять-таки Охлобыстина и действительно с оператором Сеченовым монохромную картину о тихом сельском счастье простой советской семьи, которое в одно утро разрушили фашисты и примкнувший к ним местный предатель Дзюба, сыгранный Михаилом Ефремовым. Займись Гарик таким проектом лет на десять-пятнадцать позже, в соцсетях наверняка бы обсуждали что-нибудь про госзаказ, попадание в тренд и прочее. Но на заре «нулевых» патриотический маховик в стране еще не раскрутился до свирепой мощности, и разговоры шли не о конъюнктурности сукачевского замысла, а о его режиссерских стремлениях. Игорь создавал драму, опираясь на личные ощущения, проверенный актерский круг и поддержку старших товарищей. По ходу съемок он говорил, что сразу после «Кризиса среднего возраста» Александр Митта предлагал ему снять короткометражку по его рассказу «Праздник». Но Сукачеву хотелось сделать из этого большое кино. Он начал «набрасывать сценарий», а после дефолта «убрал все в стол». Прошло года полтора, и Гарик к идее вернулся. К тому же вспомнил материнский рассказ про своего деда Елисея (этим именем он и назвал главного героя «Праздника»), который жил в Псковской области. «В воскресенье, 22 июня 1941 года, никто в их деревне не знал, что война началась. А в понедельник мой дед поехал на велосипеде на работу в местный райпотребсоюз и там услышал о случившемся. Поспешил обратно в деревню, чтобы всем рассказать, а туда уже вошел вражеский разведотряд. Он стал палить в фашистов из винтовки, они его схватили, разоружили, отвели к реке и расстреляли». Эта «отчасти личная» для Игоря история была несколько переработана «другом Ваней» под сюжет «Праздника». Елисеем в фильме
