Я сначала пошла не по Малышева, а прямо, по направлению к моему дому на Яблоневом бульваре, но довольно скоро убедилась, что никакого дома здесь не существует, а есть только лес и болото.
А потом меня дёрнула за руку какая-то женщина в пальто с меховым воротником:
– Что же вы, голубушка, так поздно одна бродите?
Я сказала, что заблудилась, что я не местная, – а что ещё оставалось? Попаданцы (не знаю, как перевести это слово на английский) ни в коем случае не должны правдиво рассказывать о том, что они путешественники во времени, – это мне объяснял сын Аркадий во время нашей совместной прогулки с собакой. Обычно я не вслушиваюсь в его рассказы о разных комиксах, играх и фантастике, но вот этот момент почему-то запомнила, как будто знала: он мне однажды пригодится.
Женщина приблизила своё лицо к моему так близко, что я попятилась. А она ахнула – и крепко схватила меня за руку.
Недавно муж скачал мне первый сезон сериала «Чужестранка» – там, на мой взгляд, слишком много эротики, но герои очень красивые, и речь идёт как раз о похожей ситуации, когда героиня перенеслась на двести лет назад. А я, получается, перенеслась на сто – и ни раньше ни позже, а в самый канун революции!
Хорошо, что я с детства помню много революционных песен: выступала в ансамбле политической баллады.
Всё это стремительно проносилось у меня в голове, пока мы с этой женщиной тоже очень стремительно проносились по тёмным закоулкам и каким-то дворам. Ни рекламы, ни автобусов – попадались только извозчики: все с бородами, как хипстеры. Мы шли очень быстро и очень долго, пока не оказались наконец на более-менее освещённом участке Малышева, где в моё время будут построены торговый центр и магазин для охотников и рыбаков.
Женщина завела меня в красивый каменный особняк, который вроде бы стоит впритык к министерству культуры. И стала кричать какого-то Афанасия, чтобы он скорее к нам вышел.
Афанасий был высокий мужчина с бакенбардами. Когда он увидел нас, то стал протирать глаза и часто дышать.
– Вот, – сказала женщина, – гляньте, кого я нашла! Ходила одна-одинёшенька вблизи урочища «Палатки». Она ведь?
– Анна Григорьевна, где же вы пропадали? – спросил Афанасий с укоризной. – В такие дни разве пристало подвергать родителя ещё более скорбным испытаниям? Идёмте скорее!
И потащил меня вверх по лестнице, сунув той женщине в руку смятую ассигнацию.
Дорогой Стефан Цвейг, вы, конечно, знаете, что у каждого из нас есть двойники в прошлом и будущем – а у некоторых даже в настоящем, как у того «Свердлова» из урочища. Вот и я оказалась двойником неведомой мне Анны Григорьевны Долматовой, старой девы, проживающей вместе с отцом, д.с.с.[2], занимающим важный пост в городской думе Екатеринбурга.
Я догадываюсь, о чём вы подумали: старая дева Анна Григорьевна для соблюдения закона жанра и законов физики, скорее всего, проскочила в наше время, отмахнув сто лет в одну минуту. Она будет слоняться растерянно по кустикам вблизи Каменных Палаток, а потом к ней подбегут мои дети и уведут её к нам домой, на Вишнёвый бульвар. Препараты, как я уже говорила, сейчас назначают щадящие и очень действенные, так что её вылечат и вернут к нормальной жизни в неспокойном, но куда более удобном для жизни мире 2017 года. К тому же у неё будет муж с налаженным бизнесом и хорошим характером, дети-отличники и собака редкой породы ка-де-бо.
Молодец Анна Григорьевна – пришла на всё готовое, а мне оставила неразбериху 1917-го!
В сентябре моей дочери Леоноре задали написать сочинение для всероссийского конкурса. Тема: «Что бы я делал в 1917 году?». Требовалось отпустить на волю фантазию и рассказать, как бы ты жил, на чьей был бы стороне, поддерживал бы красных или белых. Первый приз в этом конкурсе был поездка в Санкт- Петербург, колыбель русской революции. Дочь очень серьёзно готовилась к сочинению, а мы с мужем ей помогали. Я взяла на себя поиск исторических фактов – и почти целую неделю работала в библиотеке, собирая различные факты о Екатеринбурге 1917 года. Хотя, если кратко выразить лично моё отношение к этому вопросу, я, ни секунды не сомневаясь, уехала бы за границу.
Лидия заняла в конкурсе третье место.
А в тот день, когда Афанасий (он служит у моего отца) тащил меня вверх по лестнице, в голове моей проносились различные фотографии, которые я отмечала в книгах закладками-стикерами, чтобы дочке было удобнее вдохновляться.
Советскую власть провозгласят 8 ноября в 7 часов утра в городском театре, известном теперь как оперный.
На другой день солдаты без единого выстрела займут почтамт и вокзал.
В Екатеринбург заявятся кронштадтские матросы, начнутся обыски и грабежи.
Через год привезут царя с семьёй из Тобольска и расстреляют их летом в Ипатьевском доме.
Потом в город войдут белочехи, приедет Колчак.
В общем, я достаточно насмотрелась на все эти фотографии, мелькавшие у меня в голове, как в книге, поэтому бросилась в ноги к величественному старику, шагнувшему из анфилады комнат, и крикнула:
– Папенька, давайте уедем, пока не поздно! В Париж, а лучше – в Лондон!
(Там я хотя бы объясниться смогу.)
Отец крепко обнял меня и сказал:
– Успокойся, Анна! Мы не можем бросить свою страну и свой народ.
Но я всё равно уговорю его, дорогой Стива Облонский, уговорю уехать из России, пока не поздно. У нас есть кое-какие сбережения, они позволят нам устроиться за границей.
Единственный плюс для того, кто переносится в прошлое из будущего, состоит в том, что ты хорошо знаешь, как будет развиваться история. Важно только не навредить здесь ничему – ведь прошлое такое хрупкое… Что будет, если семинарист Коровин не падёт жертвой революционного произвола? Если царь и его семья останутся в живых, а Колчак не уйдёт за Урал?
Я очень спешу с этим письмом, потому что память моя на глазах переменяется, – словно бы и я вправду становлюсь Анной Долматовой, незамужней дочерью действительного статского советника. Я уже не помню точно своей прежней фамилии, и даже вместо лиц моих детей в памяти зияют провалы, которые можно заменить любыми чертами… Вся моя бывшая жизнь видится отсюда сказкою: тот мир с освещёнными улицами, автомобилями и беспечными детьми в гимнастической обуви – да полноте, была ли она? Возможно, лишь привиделась мне в предрассветной грёзе?
Я даже не помню, зачем намеревалась вам писать, но знаю, что должна сложить готовое письмо в странный прозрачный конверт, похожий на слюдяной или сделанный из бычьего пузыря: он лежал у меня в кармане юбки тем днём,
