– Давайте подумаем, что мог делать в роте этот парень, – сказал Вадим, – Он не ротный и не взводный. А пьянствовал на равных с молодыми офицерами. Какие офицерские должности существовали в небольшом захолустном гарнизоне? Связисты, хозяйственники… Особого отдела при роте, разумеется, не было. Политотдел, комиссар… М-м…
– СМЕРШ, – тихо сказала Лиза.
Все вздрогнули, вопросительно посмотрели на девушку.
– Черт, – сказал Павел, делая круглые глаза.
– Откуда ты знаешь это страшное слово? – не понял Вадим.
– Во-первых, я смотрела сериал, – объяснила Лиза, – Он так и назывался. Во-вторых, не все длинноногие медсестры – непроходимые Пэрис Хилтон, не учились в школе, и историю страны считали безнадежным мраком. Представители СМЕРШа находились при любом малочисленном подразделении, если считалось, что в них там существует нужда. Были командированные. Неужели в Германии того времени не ловили шпионов? Не требовался контроль над советскими людьми, которые узнали, что такое Европа, и очень расстроились?
– Умная девочка, – радостно объявил Фельдман, – Не факт, но версия достойная. Это то, что я назвал другим концом. Копаться будем конкретно – в архивах СМЕРШа. Но доверять халтурщикам такое опасное дело… – Фельдман провалился в задумчивость. Федор с Изабеллой обменялись хитрыми взглядами и незаметно перемигнулись.
– Тому и быть, – стукнул судейским молотком Павел, – До вечера завтрашнего дня меня не будет, съезжу в Красноярск, попробую через старого знакомого разворошить это болото… Изабелла, Федор – весь день сидите в офисе на связи и выполняете мои дистанционные команды. А вы, голуби, – он грозно обозрел немного оторопевшего Вадима и прижавшуюся к нему Лизу, – Из этой хаты ни ногой!
Этой ночью им было не до сна. Никаких раздражающих факторов вроде телевизора, посторонних двуногих, требующих внимания… Они лежали, обнявшись, в прокуренной спальне. Поскрипывал диван под горячими телами. Не хотелось думать о мрачном.
– Забудь, – шептала Лиза, покрывая его лицо поцелуями, – Забудь хотя бы на время. Сегодня ночь, завтра день, разве нам не плевать, что будет послезавтра? На кухне я видела пакеты с едой… Ты кушать умеешь готовить?
– Кушать умею, – шептал Вадим, – Готовить – нет. А ты?
– Рискнем, – она смеялась ему в шею, – Всю жизнь питаюсь полуфабрикатами, зато с закрытыми глазами могу включить микроволновку. Ты не представляешь, как я зла на тебя была – особенно когда узнала, что твой номер заблокирован, ты поставил эту чертову защиту от нежелательных входящих… Я хотела бросить тебя, забыть твои чертовы глаза… Идиотская женская логика: бросить, а потом скучать. Не вышло. Подсела я на вас, больной…
– Ты уволилась из больницы?
– Пока нет. Позвонила Воровскому, сослалась на неизлечимую болезнь и накопившиеся отгулы…
Он очнулся на рассвете, измотанный тревожными снами. Последний убивал без ружья: он поднимался по деревянной лестнице, держась за гладкие, отшлифованные перила, медленно шел мимо приземистых шкафов, заваленных красками и рулонами, мимо складных мольбертов, стеллажей, уставленных какими-то куклами, тряпичными зверюшками, причудливыми статуэтками. Он подходил к женщине. Она рисовала на коленях. Он подходил ближе, оставалась только она, все остальное – стены, потолок – превращалось в смазанный дымчатый фон. Женщина сидела на краю тахты, она делалась ближе, из мутного пятна превращалась в яркий, пугающе отчетливый образ. Резко вскинула голову, немой крик застыл в горле, красивые глаза затопил пещерный ужас…
Он открыл глаза, окунулся в бетонный потолок. Лужа пота расплывалась под телом. Посапывала Лиза, удобно устроившись у него под мышкой.
Он знал, что нужно делать. Регулярное «вещание» одного и того же «канала» – не прихоть подсознания. Оно упорно пытается ему что-то внушить. Он покосился на партнершу. Лиза мирно спала. Он высвободил руку, тихо поднялся, стараясь не растревожить старинное ложе, на цыпочках прогарцевал до порога, закрыл за собой дверь. В квартире никого не было. Семь утра. За окном – тоска, лето передумало осваивать Сибирь и срочно отправилось на попятную: сыпал мелкий дождь, сизые облака висели над крышами соседних пятиэтажек. В квартире никого. Частные детективы трудятся в другом месте, Фельдман умотал в славный город Красноярск. Ничего, с таким пустяком он и сам справится…
Он оделся, постоял у двери, прислушиваясь к звукам из спальни. Лиза размеренно посапывала. Пусть спит, он ей позвонит… Городские улицы оживали, наполнялись транспортом, когда он поймал такси, показал водителю тысячную купюру и развалился на заднем сидении, взяв под наблюдение все стороны света…
Он обнаружил «хвост» за щебеночным карьером, когда ничто уже не предвещало несчастья. Сиреневая «Хонда», полуджип, полуседан, выехала с заправки (хотя отнюдь не заправлялась, просто стояла на выезде)… и словно пристегнулась на короткий поводок. Он чуть не закричал от злости – КАК, ПОЧЕМУ?! Эмоции хлынули через край: бритый затылок водителя покрылся мурашками.
– Ты чего, парень?
Он что-то промычал. Померещилось? Начал присматриваться. Нет, не померещилось. «Хонда» висела, как привязанная, не желая смещаться на соседнюю скоростную полосу, где хватало места. Он попросил водителя сбавить обороты. Тот пожал плечами, ослабил нажим на акселератор. «Хонда» тоже тащилась. Не логично, если там человек не в теме. Влюбился в ржавую «Волгу»?
– У разъезда Иня давай налево, – бросил Вадим, – Сойду на Весенней.
– Ты же в Речкуновку собирался, – изумился водитель, – А это прямо.
– Передумал. Тебе не все ли равно? Не буду я тысячу резать.
Шофер пробормотал, что так даже лучше, перестроился на крайнюю полосу…
Он вывалился из машины за крутым «тещиным языком», перебежал дорогу под носом гудящего самосвала, припустил к недостроенному жилмассиву, перед которым простиралось необъятное море пустырей, свалок, умирающей флоры. Слетая с обочины, отметил, как «Хонда» вписалась в поворот, замедлила движение…
Он промчался через вереницу свалок, заваленных металлоломом и строительным неликвидом. Опомнился – нужно быть хитрее, припустил параллельным дороге курсом. Прорисовал своими маневрами скособоченную букву «П», вернулся на гудящую, извергающую смрад дорогу. До места, где он выпал из такси, оставалось метров двести. Он вновь перебежал дорогу, забрался в молодые елочки, припустил вдоль проезжей части, надеясь, что еще не поздно…
Он успел. Сиреневая «Хонда» стояла у обочины, зияя чревом. «Шестерки» лазили по кустам, выискивая беглеца, начальство прохлаждалось у капота, чесало репы, гадая, что происходит. Вадим присел от неожиданности. Он знал обоих. Ну что ж, на что-то похожее он и рассчитывал…
Работник следственного управления майор Старчоус раздраженно выбил из пачки сигарету, остервенело стал ее жевать. Работник управления УФСБ майор Одиноков выстрелил в рот подушечкой жевательной резинки, жестом предложил спутнику. Тот досадливо отмахнулся, вынул телефон, встал лицом к дороге. Майор Одиноков глянул на него как-то брезгливо, с долей надменности, как на зло, увы, необходимое в данную минуту… лицо передернулось. Он тоже отвернулся.
Цунами в голове. Вот оно как. Вернее, вот оно КТО. Ох, не нравился полковнику Баеву майор Одиноков. А майору Одинокову не нравился полковник Баев. Он помнил, как косились друг на друга чекисты во время допроса. Не внутриведомственные это были распри, не соперничество старого и молодого чекиста, что-то другое. А бледный следователь с водянистыми глазами? Неплохо ребята устроились. Понятно, почему они умудряются держать под контролем ВСЁ…
Он бы многое отдал, чтобы связаться с полковником Баевым. Но, увы, визитной карточки заслуженный чекист не оставил. Вадим присел за бугром, терпеливо ждал. «Друзья-соперники» тоже ждали. Один кусал губы, второй украдкой ухмылялся, стрелял глазами по сторонам. Наконец, на дорогу выбрались двое парней. Физиономии выражали крайнюю удрученность. Отряхиваясь на ходу, они перебежали проезжую часть, доложились Одинокову. Майор отвернулся, парни окончательно скисли. Оба сели в машину, Одиноков – на водительское место, резко тронул, развернулся перед носом у потешного мебельного фургончика. Машина покатила к разъезду. Парни растерянно переглянулись, дружно сплюнули. Один посмотрел через плечо, другой устремил пронзительный взор на дорогу. Вадим вжался в бугорок, начал отползать. Ну что ж, парни
