Ожило радио, канал связи с постами ВНОС, радарами ПВО и кружащимся на высоте двенадцати километров самолетом ДРЛО.
– Молния-один, – скороговоркой произнес авианаводчик, – я Орел-два, противник прямо перед вами, от ста пятидесяти до двухсот единиц, судя по перехвату переговоров, 3-я и 53-я бомбардировочные эскадры люфтваффе в полном составе, удаление десять, высота три тысячи. Сигнал на открытие огня зеленый.
Захаров усмехнулся. Связь из будущего, называемая там цифровой, как всегда была выше всяких похвал. Хотя после того как их специалисты поработали над советской радиоаппаратурой, в линейных частях качество связи тоже весьма заметно улучшилось, и пилоты теперь слышали в наушниках не только свист и шипение. Но все же «цифра» в этом смысле была вне конкуренции, хотя бы потому, что противник не мог прослушать переговоры между самолетами его армии.
– Орел-два, – произнес Захаров, – я Молния-один. Вас понял, атакую! Конец связи.
– Молния-один, – ответило радио, – я Орел-два, конец связи. Желаю удачи, Георгий Нефедович.
Еще раз усмехнувшись, генерал начал внимательно вглядываться в пространство перед собой. Жабинка осталась позади, под крыльями проплывали леса с ниточкой Варшавского шоссе, где-то под левым крылом вилась голубая змейка реки Мухавец, а впереди раскинулся город Брест, пока еще тихий и мирный, без вспышек выстрелов и дыма пожарищ. А чуть выше и в стороне от города – генерал Захаров внимательно прищурился – была видная россыпь черных точек, похожая на стаю больших жирных мух. Только эти «мухи» целенаправленно летели вглубь советской территории, ориентируясь все по той же ниточке Варшавского шоссе и линии железной дороги. В эпоху «до навигаторов» чаще всего было именно так, штурманы прокладывали курс, привязывая его к наземным ориентирам. И как раз в этот момент на востоке за спинами советских летчиков из-за горизонта выполз большой красный диск восходящего солнца, залив все вокруг ярким светом своих лучей и слепя глаза немецких пилотов, штурманов и стрелков.
Генерал Захаров переключил рацию на свой командный канал и левой рукой плотнее прижал ларингофоны к горлу.
– Я Молния-один, – выкрикнул он. – Атака! Атака! Атака!
Внезапный удар с высоты по ничего не подозревающему противнику – это самый страшный и одновременно самый результативный вид воздушного боя. Одно за другим звенья И-182, переходя в пологое пикирование, обрушивались на строй немецких бомбардировщиков. Полки МиГ-3 пока остались на высоте – страховать своих товарищей на случай подхода немецких истребителей, которые могли появиться очень быстро, так как их аэродромы располагались почти у самой границы.
Поймав в прицел темную точку немецкого бомбардировщика, генерал Захаров дождался в наушниках сигнала «п-и-и-и-п» системы наведения и, откинув большим пальцем предохранительную скобу с нижней гашетки, выпустил в этого конкретного немца свою первую «Иглу».
Выскочившая из пусковой трубы ракета унеслась к цели, оставляя за собой белый дымный хвост, а мгновение спустя и сама пустая труба тоже отвалилась от держателя. За первой ракетой, выпущенной генералом Захаровым, тут же последовали не менее пяти десятков ее товарок, выпущенных другими пилотами, исчертившие прозрачный утренний воздух толстыми белыми пушистыми веревками. Война в воздухе началась.
Советские летчики из первой атакующей волны успели выпустить еще по одной ракете, когда внизу и впереди среди немецких бомбардировщиков разразился самый настоящий ад. Тихоходные неуклюжие «юнкерсы» и «хейнкели» не смогли увернуться от мчащихся со сверхзвуковой скоростью «Игл». Почти все ракеты нашли себе жертвы в головных девятках германской бомбардировочной формации. Немецкие пилоты не понимали, что происходит, и гибли один за другим с проклятьями в адрес Бога, Германа Геринга и самого фюрера: «Мы же так не договаривались!»
Воздух наполнился дымом горящих самолетов, криками сгорающих заживо в бензиновом пламени людей. А несколько секунд спустя в этот хаос врезались со своими пушками и советские истребители первой волны, мгновенно заработавшие у выживших немецких пилотов прозвище «Тигровая крыса»[1].
Влепив в «юнкерс» три десятка снарядов и разворотив бомбардировщик от кабины до центроплана, генерал Захаров проскочил ниже немецкого строя и, переведя машину в набор высоты, на мгновение оглянулся назад, чтобы оценить обстановку. В исчерченном трассами небе горели и падали немецкие самолеты, а к земле на парашютах опускались десятки покинувших подбитые самолеты вражеских летчиков. А сколько из них так и не сумело воспользоваться парашютом?
В новую атаку на уцелевшие немецкие бомбардировщики с другого направления заходил еще один советский истребительный полк. И это было лишь началом. Значительно ниже и сзади к месту сражения подходили приотставшие «ишаки» и «чайки» 33-го, 123-го и 74-го истребительных полков 10-й смешанной авиационной дивизии. Получалась классическая покрышкинская «этажерка», у которой наверху работали высотные «миги», в середине фронтовые маневренные истребители-универсалы, а внизу – юркие маневренные бипланы, готовые вцепиться в те немецкие самолеты, которые пожелают выйти из боя, проскочив над самой землей. Сюрприз для «птенцов Геринга» получился весьма неприятный.
22 июня 1941 года, 04:00. Белорусская ССР, Брест Артиллеристы, Сталин дал приказБитва в воздухе была в разгаре, объятые огнем и разваливающиеся на части самолеты один за другим падали с небес, пятная небо длинными черными хвостами, эфир был забит немецкими ругательствами и проклятиями, а на земле тем временем была готова разыграться своя драма. По всей линии советско-германской границы, в эти минуты неожиданно превратившейся в линию фронта, загрохотала немецкая артиллерия, крушащая пограничные заставы и расположения ближайших к границе советских воинских частей.
Под прикрытием артиллерийского огня передовые немецкие подразделения рванулись к берегу Западного Буга, волоча надувные лодки. Ширина реки в районе Бреста колеблется от восьмидесяти до ста двадцати метров. Всего один короткий рывок, и вермахт покажет этим идиотам из люфтваффе – как надо воевать. Чуть поодаль взревели моторы германских «панцеров». Саперы уже доложили, что ночью они скрытно перерезали провода и разминировали мосты. И теперь храбрые германские танкисты ни на шаг не собирались отставать от своей пехоты.
Но немецкий артиллерийский удар пришелся по пустому месту. В казармах и погранзаставах не было ни одного советского командира или бойца, а в пятнадцати километрах от границы, на восьми огневых позициях готовились к боевой работе четыреста тридцать две установки реактивных систем залпового огня «Град». Последний штрих – через радиолокационные станции контрбатарейной борьбы «Зоопарк» определить координаты стреляющей немецкой артиллерии и выдать целеуказания в батарейные комплексы автоматизированного управления огнем «Виварий».
На все это потребовалось чуть больше полуминуты, а потом молчащая до того момента советская сторона в ответ на огонь немецкой артиллерии вдруг взревела голосом разъяренного зверя. Все установки били полными пакетами по заранее разведанным целям. Боевые машины делали то, ради чего они были созданы. Чуть больше чем через сорок секунд их зычный голос докатился до позиций немецкой пехоты, и от этого утробного воя и рева, приглушенного расстоянием, даже у бывалых солдат вставали дыбом волосы под касками. А потом на немецкие войска, выдвинутые вплотную к границе, сплошной волной накатился огненный вал.
Земля неожиданно встала на дыбы, и разрывы смешали ее с небом и водой. Спасения не было нигде, повсюду царил ад. Реактивные снаряды, как град во время грозы, сыпались на голову готовой к броску через границу немецкой пехоты, позиции открыто стоящей артиллерии, танковые и автомобильные колонны механизированных частей вермахта, полковые и дивизионные штабы, свернутые в походные
