– Все целы? – осторожно поинтересовался Винсент. В ответ Леверн только покачал головой.
* * *Рыцарь быстрым шагом направился к пристройке, служившей стойбищем, чтобы привести животных. Сонные лошади с трудом вышли, фыркая вразнобой. На полпути к трактиру он встретил Винсента.
– Что случилось?
Леверн, мрачнея, ответил:
– Пара пьяниц. Альвах справился, я даже не размялся. Клер… испугалась. Как принцесса? – почти шепотом спросил Леверн, сбавляя шаг.
– Не верит мне. В гневе. – Винсент не знал, как ему удалось сократить все до пяти слов.
Стражники вернулись к ожидавшей у трактира компании.
– Альвах, поедешь с Адой? – бросил через плечо Леверн, высматривая друга. – Я сегодня буду надоедать разговорами сестренке.
Стрелок кивнул, запрыгивая на лошадь. Альвах протянул руку принцессе, но она проигнорировала его.
– Вы можете думать что хотите, – голос Адалин был негромким и четким. – Но мой отец не замешан в происходящем. Он – преданный своему народу глава, и любой, кто посмеет говорить обратное, больше не будет сопровождать меня. Несмотря ни на какие поддельные процессии, я еду к храму. Ритуал должен свершиться, и я должна оказаться там вовремя.
После этой речи Адалин взяла протянутую руку Альваха и забралась в седло. Леверн удивленно следил за принцессой, пока Клер не дернула его за рукав.
– Да-да, едем, – пробормотал рыцарь, взбираясь на лошадь.
Процессию замыкал Винсент, размышлявший о том, до чего же непостоянны человеческие привязанности. Люди, с которыми он путешествовал, до недавнего времени были ему незнакомцами; несколько дней назад он мог назвать их друзьями, а к нынешнему моменту он успел рассориться с одними и разочаровать других.
Они разбиты, каждый по-своему, а впереди их ждал самый сложный участок дороги, где любая заминка может стоить жизни. Когда Винсент думал о будущем, у него все внутри сжималось. Прекрасный город, разросшийся над водопадом, словно корона на голове правителя, для всех был чудесным сном, но для него – кошмаром. Огромный, скрывающий тайны, манящий синевой, великолепный Мурусвальд.
#12. Мурусвальд
Лекарь Пеон, едва покинув покои принцессы, остановился, недовольно качая головой. Его коллега – пожилая дама, в чьих силах уничтожить десяток здешних лекарей одним взглядом, попросту выставила его за дверь! «Статная дама, будь она трижды… благословлена Санкти, видите ли, заявила, что желает осмотреть принцессу одна», – негодовал он.
Лекарь приметил неподалеку Евандера, который уныло подпирал стену. Сегодня принцесса впервые после нескольких дней, полных грусти и горечи ее преданных слуг, открыла глаза. Жители поместья были в отчаянии – оно заходило в сердца без стука и покидало так же неожиданно, как и появлялось, оставляя после себя разруху.
Хозяева дома после долгого разговора с Феликсом пообещали оставить произошедшее в тайне. Лекарь Пеон понимал их – едва ли толпы перепуганных жителей, которые стекутся к поместью из-за слухов, улучшат ситуацию. О нечестивом человеке, отравившем принцессу, никто не говорил – его, в сопровождении королевской стражи, увезли в Мурусвальд. Какая участь ждет мерзавца, покушавшегося на драгоценное дитя, лекаря не волновало. Главное – ее высочество жива, правда, очень слаба, но это уже его забота. И если бы не старая карга, изображающая великую царицу местных лекарей, он бы давно поставил принцессу на ноги.
Евандер, увидев Пеона, сделал в его сторону пару вялых шагов. Последние дни он был, что называется, не в себе, и командирам даже не удалось хорошенько его отчитать, ведь нет никакого удовольствия ругаться с тем, кто и так осознает свою вину и не делает никаких попыток защититься. Даже черствый Феликс сдался и прервал свою гневную тираду, повелев напоследок стражу не отходить от покоев принцессы. Что Евандер с успехом и выполнял – охранники, приставленные хозяевами дома, сменяли друг друга, а Евандер не сходил с поста.
Лекарь громко вздохнул, недовольно качая головой. Кроме Евандера, поблизости никого не было; надменная лекарка еще до начала осмотра отправила всех восвояси. Видимо, статную седовласую женщину в длинном белом одеянии, которое походило одновременно и на платье, и на мантию, они прекрасно знали и не смели перечить.
Пеон ответил раньше, чем Евандер успел хоть что-то сказать.
– Она очнулась. – Лекарь приметил синие круги под глазами мужчины и сменил обнадеживающий тон на строгий: – Немедля иди спать. Сейчас ты ничем не помогаешь, зато позже, когда двинемся в путь, начнешь мешать. – Он не имел привычки долго уговаривать служащих короля. К ним требовался строгий подход: четкий приказ и выполнение, а возможность выбора обычно сбивала бравых стражей с толку. Другое дело принцесса – с ней пришлось носиться и умасливать ее, дабы она не капризничала. Как раз из-за разнеженных барышень Пеон предпочитал сопровождать стражу, а не протирать штаны в королевском замке, где милых дам было значительно больше.
Уйти Евандеру не удалось – из покоев принцессы вышла лекарка. По мнению Пеона, эта дама совершенно не умела ходить, она величественно плыла, словно носила на своей седой голове корону. Острый взгляд темных глаз остановился на Евандере, и он мгновенно растерял всю сонливость.
– За мной. – Статная женщина удостоила стража двумя словами, и он, едва не запутавшись в собственных ногах, ринулся в покои. Проигнорировав Пеона, она направилась за Евандером. До королевского лекаря ей не было никакого дела. Послышался характерный щелчок – дверь заперли на замок, а брови Пеона поползли вверх.
* * *В просторной комнате гулял солнечный свет, в окне за раздвинутыми синими шторами виднелись очертания Мурусвальда. Однако Евандера ни вид за окном, ни обставленные в светлых тонах покои не могли заинтересовать больше, чем Агата. Вычурного убранства мужчине хватило и в столице, хотя поместье отличалось от замка короля даже в самой ничтожной мелочи.
Если в столице, как и в замке, в котором выросла Адалин и усердно работала Агата, преобладали красные и теплые оттенки, то Мурусвальд, стремясь не затеряться в тени королевского великолепия, оделся в цвета холодные, но не уступающие в величии. Город, окруженный горами, походил на богатую даму, в чьих голубых глазах затаился ледяной холод – скрытое презрение к монаршей особе, выбравшей своим пристанищем южные земли. Но никто из ныне живущих в Мурусвальде не собирался выказывать принцессе – самому яркому примеру королевской помпезности – неуважение. Недовольство зодчих и, что важнее, людей, оплачивающих постройку Мурусвальда, до сих пор жило в их потомках, но никак ими не показывалось.
Агата была едва заметна среди бесчисленного количества белых подушек и одеял; похоже, служанки решили утопить несчастную в облаках пуха и батиста, раз отравленное вино не довело дело до конца. Пожилая женщина,
