– Евандер, – мягко позвала лжепринцесса.
Он остановился у ее постели и резко опустился на одно колено, склонив голову. Его лоб почти касался пуховых одеял. Агата молчала; Евандер не спешил выпрямиться – его сковывал стыд. Он не хотел смотреть на самозванку и в то же время отчаянно жаждал выговориться. Мысли разбрелись, и это мешало что-либо сделать.
– Простите, – выдавил из себя Евандер, прожигая взглядом натертый до блеска пол.
«За то, что не уберег. За то, что не поймал, когда вы падали. За то, что отравил».
Холодная рука дотронулась до его плеча, совсем как во время принятия нелепой клятвы. Дрожь била Агату и в этот раз, только уже не от эмоций, переполнявших ее, а от озноба. Ядовитые травы, выбранные в спешке, продолжали делать свое дело – от высокой температуры Агате приходилось кутаться сразу в несколько одеял. У Евандера промелькнула безумная мысль, что стоит принести Агате нормальную клятву: в храме, со служителями, следуя всем правилам. А после служить ей так, чтобы она с гордостью говорила о его верности.
– Евандер, – повторила Агата; он выпрямился и посмотрел на бледное лицо девушки. – Я не помню, что делала до того, как упала, – сказала она настолько спокойно, словно попросила стакан воды. – Точнее, помню бал, а до него помню курицу. Я ею в тебя швырнула, – продолжила Агата абсолютно серьезно, смотря в упор на своего рыцаря. На лице лжепринцессы не было ни испуга, ни волнения; ее слова настолько не соответствовали облику, что страж было подумал, что она неудачно шутит. – Помню красивое платье. Алое как кровь. Как Адалин носит такое?
«Что она только что сказала?»
Агата продолжила, смотря в упор с какой-то слепой верой в то, что он все знает:
– Почему Адалин все время в красном? Алый утомляет. Страшный цвет. Мне страшно, Евандер, – в третий раз она произнесла его имя.
Евандера пробил холодный пот. Он старался скрыть удивление, внешне остаться спокойным.
– Меня ведь отпустят, да? Они обещали. – Агата заприметила краем глаза маленького жучка, бодро ползущего по поверхности комода к цветам, и отвела взгляд. – Мама обрадуется. Она гордится тем, что я защищаю принцессу. А добрый король пообещал много золота, ведь нам нужны деньги. У него красивая улыбка, но такие грустные глаза…
Агата прервалась на полуслове, будто вспоминая что-то. Ее ресницы затрепетали, а пальцы на плече названного рыцаря сжались:
– У счастья глаза строгие, честные. А у неба – злые. – Она снова запнулась, а после неуклюже заерзала, стараясь подвинуться поближе к Евандеру. Шепотом лжепринцесса продолжила: – Кровавые слова. Они звучат набатом в голове, от их эха закладывает уши. Я просыпаюсь и засыпаю с ними, они как паруса моих снов, и вода вокруг мутная-мутная. Я потеряла в ней свое отражение. Я ведь не Адалин, правда? Я ведь не она? – От неуверенности в ее глазах заблестели слезы, и она закусила губу.[1][2]
Евандер не знал, почему именно Агата разговорилась, и куда больше его волновало поведение самозванки в целом: страх, исходящий от нее, был осязаем, все слова давались ей с большим трудом, она боролась с собой, будто в надежде сказать еще что-то; но в комнате по-прежнему царила тишина.
Неожиданно ее рука расслабилась. От ее следующих слов у Евандера по всему телу пробежали мурашки. Он не знал их истории, их значимости, о чем они, но нутром чуял, что Агата тоже не должна знать.
– Не приноси к прозрачным водам муть.
Единственная кровь, позволенная им, – моя.
Вслед за страхом пришло чувство более пугающее – плохое предчувствие, играющее алыми всполохами.
* * *Вопреки всем заверениям принцессы, Винсент видел, что она в восторге. Командир не сомневался, что Адалин видела картины с изображением Мурусвальда, но вряд ли полотна в картинной галерее сравнимы с реальностью. Вторая столица умеет впечатлять всех – и тех, кто видел ее впервые, и тех, кто приезжал не единожды. Огромный город раскинулся на разных по уровню горных плато, занимая все доступное пространство до не покоренных человеком скальных уступов. Река, их верный и в то же время проклятый спутник, в Мурусвальде стремительным потоком протекала через город и затем срывалась вниз с северного плато, образуя ревущий водопад. Разница высот поражала, и тот, кто побывал на краю обрыва, осознавал свое ничтожество перед природой во всей красе. Одни гордые птицы равнодушно взмывали в небеса; они летали среди облаков, и им было все равно, насколько высоко живут люди. За массивными каменными стенами вокруг города виднелись широкие улицы, где могли разъехаться и две кареты, и пара десятков гуляющих господ.
Но с этой стороны Мурусвальда водопада не было видно, только тихий шум воды говорил о том, что он близко, и принцесса вовсю восторгалась городом: сооружения синих, голубых и ярко-белых тонов интриговали мелкими деталями; остроконечные шпили, аккуратные двухскатные крыши невысоких домов – во всем чувствовалась скрупулезность архитекторов; повсюду – искусная лепнина, которая, словно ажурная ткань, покрывала фасады, деревянные рамы окон и даже скамьи у круглого фонтана. Мурусвальд славился месторождением глины, и местные гончары успешно использовали свое ремесло.
Жизнь в городе бурлила, наполняя суматохой и радостным волнением сердце каждого в толпе. Из уст в уста громко и радостно передавали весть о сегодняшнем прибытии процессии.
Главная улица города, по которой должна пройти принцесса с сопровождающими, была украшена алыми лентами, плотной стеной вдоль нее стояла королевская стража. Дорога, почти не петляя, приведет их на центральную площадь, к храму, который королевская дочь должна была посетить. Затем процессия, двигаясь дальше по главной улице, выйдет к северным воротам, расположенным правее водопада. Там дорога проворной змеей спускается вниз вдоль горного ряда, к равнинам и лесам, где река начинает понемногу расширяться. До озера, конечной точки путешествия ее высочества, останется совсем немного.
Винсент пытался скрыть напряжение с того момента, как Леверн подкупил стража на воротах, убеждая не обыскивать их маленькую компанию. Путники шли по городу пешком, предпочтя вести лошадей за собой.
Винсент еще больше напрягся, наблюдая за Адалин, услышавшей восторги детей, бегущих к Главной улице, – их надежда увидеть принцессу отозвалась в ней глухой болью. Молчал даже Леверн – у рыцаря, который по обыкновению разливался соловьем, не находилось ни единой шутки.
– Похоже, их еще нет, – заметил непривычно тихий мужчина.
– Евандер дал нам достаточно времени, но и оно уже на исходе. Сюда, – поманил Винсент спутников, указывая на узкую улочку, ведущую вглубь жилой части города. – Надо сторониться Главной улицы. Имен не называть, всем натянуть капюшоны, и, Леверн, ради остатков благоразумия в твоей голове, не вздумай ни с кем спорить.
